Одна отвергнутая ночь

— Мне так жаль, — он осушает мои слезы. — Знаю, что тоже убегал, но теперь я это принимаю, — он наклоняется и нежно целует меня, мягкие губы жаждут и отчаянно нуждаются. — Мне нужно, чтобы ты поступила так же, — он садится и с легкостью усаживает меня к себе на руки, обнимает и беспрестанно осыпает мое лицо поцелуями. — То, что между нами, прекрасно, Оливия. Я просто не могу это отпустить, — он берет в руки подол моего платья, но не спешит снимать с меня одежду. — Можно?

Вместо ответа я стягиваю с его плеч пиджак, и Миллер, отпустив подол, помогает мне снять его с себя. Мне необходимо почувствовать его обнаженную кожу.

— Спасибо, — выдыхает он, сняв с меня платье и отбросив его в сторону. Его губы находят мои и начинают осторожную ласку. Его язык, скользнув в мой рот, робок и мягок. В голове пусто, но тело отвечает инстинктивно. Я принимаю его поцелуй, отвечая столь же мягкими, неспешными движениями, впитывая эмоции, переполняющие его. Его теплые руки повсюду, везде прикосновения и ощущения напоминают мне о нехватке теплой кожи под моими ладонями. Я принимаюсь расстегивать его жилетку, потом рубашку, пока руками не заползаю под ткань, касаясь его повсюду, прежде чем в спешке сорвать с него одежду, отказываясь отпускать его губы, даже затем, чтобы коснуться его идеального торса. Как только его руки оказываются свободны, он расстегивает бюстгальтер и медленно снимает его с меня, освобождая мои чувствительные, набухшие соски. Он разрывает наш поцелуй, и я протестующее хнычу, тянусь вниз, расстегивая его брюки.

Эти гипнотизирующие губы приоткрыты, позволяя сорваться шумному выдоху, взгляд мужчины сфокусирован на моей груди. Как только его брюки расстегнуты, я нетерпеливо тяну их вниз, желая поскорее почувствовать его наготу.

Он переводит глаза с груди на мое лицо:

— Поцелуй меня.

Не теряя времени, припадаю к его шее, а не рту, покусываю кожу в районе шеи и делаю глубокий вдох, впитывая его мужской аромат. Прикасаюсь к каждому участку его тела, заставляя стонать и удовлетворенно урчать.

— Губы, — рычит он, и я тут же с удовольствием возвращаюсь к его губам. — Боже, Оливия, — большие ладони накрывают мои щеки и надежно придерживают голову, пока мы целуемся, нежно и неспешно. — Представить не могу ничего, что бы чувствовалось лучше, чем поцелуи с тобой, — шепчет он в мои губы. — Скажи, что ты моя.

Киваю и чувствую ласку его языка, когда он осторожно опускает меня на постель, позволяя мне быстро стянуть брюки с его длинных ног. На секунду он оставляет меня, доставая из ниоткуда презерватив, раскатывая его, шипит и закрывает глаза прежде, чем снова ко мне вернуться. Хнычу, когда он устраивается у меня между ног, чувствую, как внушительных размеров головка упирается в мое лоно.

— Скажи, — прикусывает мою нижнюю губу, отстраняясь. — Не отвергай меня.

— Твоя, — и это уже не вопрос.

Он лбом прижимается к моему и с тщательно контролируемым вдохом входит в меня.

— Спасибо.

— Миллер, — я вдыхаю, переполненная ощущениями того, как кусочки моего разбитого сердца склеиваются воедино. На довольном выдохе закрываю глаза, меня окутывает чувство блаженства, и тогда он начинает плавно двигаться. Руки свободны, и я могу к нему прикасаться, я пользуюсь этим, медленно скользя ладонями повсюду, чувствуя каждую его клеточку. Языки сплетаются в ласковом танце, он двигается осторожно, от него исходит трепет. Это полное искупление, его забота размыла ужасную сцену в этом отеле; такой идеальный момент напоминает мне о ласковом, нежном мужчине, которым он является, когда боготворит меня — мужчину, которым мне нужно, чтобы он был. Мужчину, которым он хочет быть. Для меня.

— Никогда не отпущу твои губы, — заявляет он, наши покрытые испариной тела томно скользят. — Никогда.

Я выворачиваюсь из-под него так, что седлаю его, все еще наполненная до предела, каждое движение погружает его так глубоко.

— О Боже! — руками упираюсь в его пресс и кубики, опустив голову.

— Блять! — ругается Миллер, толкаясь в меня, руками сжимает мои бедра. — Оливия Тейлор, — шепчет он. — Самое ценное, что у меня есть.

— Никогда не отпускай мои губы, — задыхаюсь от желания, вдруг выдыхаю, когда его ладонь быстро накрывает мой затылок, и он тянет меня к своему лицу. Новый толчок. Мой стон.

А потом он сводит меня с ума поцелуем, голодным настолько, что я едва могу вспомнить свое имя.

— Двигайся, — он посасывает мой язык, а потом перемещает меня, подхватив под ягодицы. Чувствую, как он входит в меня уже под другим углом, провоцируя трение, от которого я с криком извиваюсь. Руками путаю свои волосы. — Именно так, Ливи!

Пелена удовольствия, накрывшая его лицо, придает мне храбрости. Я бесконтрольно поднимаюсь и опускаюсь на нем.

— И так? — спрашиваю, не дожидаясь ответа. Ответом служат его зажмуренные глаза, так что я повторяю, с силой сжимая свою светлую копну волос. — Миллер, скажи!

— Да! — глаза открываются, челюсть стиснута. — Ты можешь на хрен вытворять со мной все, что захочешь, Оливия! Я возьму все это.