НИКА. Пока не жалуюсь. Хотя, конечно, курсы мнемоники за казенный счет, мне не помешают. Давно пора повысить квалификацию. Говорят, в Куршавеле неплохие курсы есть. И хотя меня тошнит от первого же литра французского вина и с языком ихним непорядок, однако ради нашей замечательной конторы мне совершенно не в лом слетать в это гиблое место на пару месяцев. На что только не пойдешь во имя процветания компании.
ПАЛ-НИКОДИМЫЧ. Не там ты шустра, где надо.
НИКА. А где надо? Только скажите - мигом брошусь.
ПАЛ-НИКОДИМЫЧ. На какую сумму делаешь страховок в месяц?
НИКА. Так ведь в жизни по-разному бывает, Пал-Никодимыч. Сегодня густо, а завтра пусто.
НИКА. То есть, наоборот: завтра груды золота и фонтан из шампанского в "Савое", а пока - ни шиша.
ПАЛ-НИКОДИМЫЧ. У тебя за все лето - только "ни шиша".
НИКА. Это у меня-то?!
ПАЛ-НИКОДИМЫЧ. У тебя-то!
НИКА. У меня-то?
ПАЛ-НИКОДИМЫЧ. У тебя, у тебя, Лодзеева, не сомневайся.
ПАЛ-НИКОДИМЫЧ. А ведь мы, к твоему сведению, Ника, не просто с-страховщики, а еще и с-сотрудники особого маневренного отдела. А что в нем должны делать с-сотрудники?
НИКА. Любить своего начальника по три раза в день. В хорошем смысле любить. Платонически.
ПАЛ-НИКОДИМЫЧ. А вот и не угадала.
НИКА. Насчет любви?
ПАЛ-НИКОДИМЫЧ. Ага.
НИКА. А насчет ее никто никогда не угадывает. Ибо чувство это, несмотря на вполне объективную картину гормонального сдвига, совершенно субъективное по модели поведения. Это давно уже мои британские коллеги доказали. Да и Шекспир об том неоднократно писал. И Пушкин с Мопассаном тоже.
НИКА
НИКА. Ну и силища у Вас, Пал-Никодимыч. Прямо-таки былинный богатырь. Лишь ерихонки на голове не хватает. Уверена, Вы бы легко смогли бы проломить таким ударом нашему охраннику Гоге голову, которую, как известно не берет даже двухлитровая пивная кружка. И я бы теперь не рискнула на Масленицу выйти с Вами на озерный лед помахаться на кулаках. Да и бороться вольным и академическим стилем тоже бы не стала с Вами - даже под угрозой увольнения.