Одна сотая секунды

— Пусть идет, — подал голос старик, — не тебе, жена, решать.

— Тебе, что ли? — Огрызнулась служанка.

— Сама знаешь все, не злись, — бросил Гарор и умолк, лишь красноречиво взглянув на меня — мол, чего сидишь, иди, пока есть время.

Я послушно поднялась, и действительно теперь бросилась следом, но сбавила темп, взяв себя в руки, пошла медленнее. Сейчас нужно быть особо внимательной, сосредоточенной, нельзя будет упустить ни одной лишней детали.

В густую темноту коридора, напоенную красноватым свечением редких факелов, постепенно примешался другой оттенок — синий, холодный, чуждый. Он становился все заметнее, дробился, впускал иные примеси — свинцово-серый, грозно-фиолетовый, сумрачно-кобальтовый, темно-лазурный. Впереди маячил просвет — зыбкий, кажущийся рисунком, сделанным акварелью. Но я шла вперед, оставляя позади условное тепло безмолвных стен.

Хлестнули первые капли дождя, острые и холодные. Я отступила на шаг назад, укрываясь от непогоды под неколебимыми сводами, стерла ладонью влагу с лица. Вот они, стоят, не боясь ни дождя, ни простуды. Стена ливня смывает все резкие линии, мне видны лишь зыбкие очертания силуэтов, но и этого хватает, чтобы понять: один о чем-то умоляет, другой же не поддается на уговоры, запрокидывая голову и всей своей сущностью стремясь в разверзнувшиеся небеса.

Сумасшедший Рутхел, что ты там забыл? Что так гонит тебя в жгучее ураганное месиво, в котором хохочущие молнии перевивают раздувшиеся, распухшие от влаги тучи? Жажда смерти? Недостаток адреналина? Твое безумие? Что-то еще, что не понять даже мне?

Но где твой самолет? Где прогнувшиеся от тяжести лопасти винта вертолета?

И мне приходится выходить из укрытия, оглядываться, крутить головой в поисках летательного аппарата. Но нет, ни прекрасного изгиба крыла, ни плавной линии корпуса не высветили беснующиеся световые разряды. Что же я упускаю, разноглазый?

Донеслись голоса, притянули еще на несколько шагов к себе силуэты.

— Не лети, останься. Прошу!

— Не беспокойся, все будет хорошо.

— Прошу, пожалуйста. Это опасно ведь, это же…

Яркая вспышка молнии ослепила и запечатлела перед глазами перепуганную Эллис и тоскливо глядящего в небо Арвелла. Он был уже там, он не понимал, что его продолжает держать здесь, на бренной земле, тяжелой, клонящей.

Звезды, падать, запах моря…

Я вздрогнула всем телом. Звезды. Почему они так ярко встали перед моим внутренним взором — мерцающие, звенящие, играющие в какую-то особенную и таинственную игру? Почему эта картинка пронзила мой позвоночник, холодом расплескалась по всему телу? Как красные флажки для волка, как лезвие ножа в глазах перепуганной жертвы.

— Иннара прислала, так?

— Да.

— Прости.

Арвелл, высокий и прямой, склонился, коснулся губами черноволосой мокрой макушки, едва ощутимо скользнул ладонями по дрожащим плечам и отступил.

Я ничего не поняла, но что-то почувствовала, что-то такое, чему еще не дали название. Но это, глубинное чувство, эта внезапная сопричастность заставили меня выкрикнуть, перебивая и вой волн, и визг небес:

— Да пусть летит!

Зло, отчаянно, вынуждая их резко повернуться ко мне, заметить, что есть третий, лишний, мешающийся и ломающий все так тщательно и медленно строящееся.

— Пусть! — Настойчиво повторила я и смело пошла навстречу. Пальцами подняла за подбородок голову девчонки, выплеснула ей прямо в глаза: — тебе не понять этого, детка. Не понять.

— Не говори так! — Отпрянула Эллис, пораженная и опешившая. — Не тебе решать!

Кажется, я начала улавливать извращенную логику этого филиала дурдома. Я рассмеялась — легко, свободно и, наверное, даже обидно для остальных.

— Да в этом доме хоть кто-то за себя решает? Я только это и слышу, что не тому-то или той-то решать. Нет, дорогая, в этой богадельне, пока я еще не свихнулась, я сама буду делать то, что считаю нужным, невзирая на то, нравится ли вам это или нет. Прими как факт.

И, переведя взгляд на разноглазого, добавила:

— Ну что, Арвелл, где твое чудо-средство для полетов? На чем ты так рвешься покорить небо?

— А ты со мной? — Тише, чем капля дождя, мельче, чем тающая пена на камнях.

Но я услышала.

Сейчас? Рискнуть собственной жизнью? Поддаться тому самому неясному безымянному чувству? В случае успешного полета я могу получить многое. А если все закончится совсем иначе? Ни одного лишнего шага, ни одного неосторожного жеста. До разгадки так близко, что особо больно будет ошибиться. Отступить? Преодолеть животный страх перед небесным беспределом?

— А возьмешь? — Вопросом на вопрос, оставляя себе простор для маневра. Пусть он говорит, пусть и он потом за слова отвечает. Мое дело — продолжать выглядеть уверенно, не сорваться.

Удар молнии, запоздало прокатился раскатистый грохот.

Арвелл не ответил, молча прошел мимо.

— Проклятье, — не удержалась я от брани, ведь не этого хотела, не этого добивалась.

Победа случайно досталась девчонке. Ну, хомячок, где твое ликование?