Одна среди людей

Даниил молчал, усердно изображая полную погруженность в работу. Должно быть, он тронут до глубины души. Но то говорило сердце, не разум. Я бы никогда не простила себе, если бы поступила иначе. Что-то сильное повлекло меня к нему и уже через мгновение наши уста слились в крепком поцелуе. От неожиданности Даниил застыл, и вся инициатива легла на меня. Но, как известно, я из тех, кто всегда ведет, а значит, выигрывает. Наши позы казались мне неестественными в тот момент. Я нагнулась к нему через стол, заваленный красками, а он так и застыл, чуть отклонился в мою сторону. Его робость передалась вдруг и мне, и мы застыли вместе, не в силах разомкнуть губы. Два изваяния, что боялись и притягивались друг к другу. Сердца бились вразнобой, глаза открыты – я не решалась сделать что-либо еще, ибо понимала – второго поцелуя не будет никогда, так пусть этот миг длится как можно дольше, а сладостный обман, который я внушила себе, никогда не кончится. Я знала все наперед, но нырнула в пучину страсти без оглядки. Поцелуй обжигал губы сильнее огня и кислоты. Я растворилась и исчезла, чтобы вновь вернуться обновленной и полной сил для нового витка жизни, который будет другим, но все тем же самым.

Он первым отпрянул от меня. И я ушла, чувствуя, что никогда его больше не увижу.

На следующий день он прислал короткое сообщение:

Друзья по переписке – хорошая идея, я согласен. Мой e-mail ты знаешь.

Свободный диаблеро,
Маг-перевертыш вечный,
Любви волшебный оборотень,
Зеркальный василиск.
Ты был всегда свободен,
Ты был всегда причиною,
Того, что вкруг тебя живет,
И ты же был тот риск,
Что иногда себя
Ты сам же забываешь,
И адом мир становится,
В котором ты живешь.
В обмане засыпая,
Твой дух теряет память,
О том, что ты – и есть тот Свет,
Которого ты ждешь.

Илья Кнабенгоф. Диаблеро

Часть 5 Начало

Глава 1

Софья всегда была рядом, хоть и незримо. Закончив портрет, я отправил его по почте, на адрес, который она указала – куда-то в Южную Америку. С нашей последней встречи прошел месяц, и я случайно узнал из корпоративной переписки, что еще приходила изредка на мой электронный адрес, что Софья по непонятным причинам уволилась. Во всем винили хедхантеров и нереально завышенные зарплаты – гадали, кто мог ее переманить – то ли государство, то ли крупная международная корпорация. Возможно, она работает в разведке? Читая полушутливую переписку, я невольно улыбался, грустно вздыхая.

Тем временем жизнь обрела новые формы. Скучать и сожалеть о том, что наговорил Софье, что не остановил, когда она уходила, было некогда. После нашего расставания я понял, что мне чертовски не хватало общения – хотелось рисовать в компании друзей где-нибудь на природе и сменить жанр портрета на пейзаж. Воображение создавало идеальные в моем понимании картины – расплывчатые контуры моста сквозь залитое дождем окно, одинокое строение, врезанное в берега маленького ручейка и прогнувшееся под одинокой фигурой человека, стоящего на нем…

Одна из девушек, с которыми я успел познакомиться на курсах, стала особенно мне близка. Ее звали Надя, и у нее было отличное чувство юмора, потрясающая техника живописи и нечто притягательное, помимо миловидного открытого лица. В прошлом она любила зло шутить, подливая спирт в пиво, устраивала маленькие взрывы в школе (когда-то любила химию) и всячески хамила учителям, что не могли найти на нее управу. Но это скорее баловство, детские шалости, за которые тем не менее сейчас стыдно. Главное, что мне в ней понравилось, раскаяние в том, что она упорно ругалась с родителями, которые запрещали ей заниматься то химическими опытами, то рисованием, то разведением собак. Заглянув Наде в глаза, я почувствовал родственную душу и понял, почему она здесь, среди тех, кто нашел пристанище на курсах. После расставания с Софьей я не медлил и минуты, а сразу позвонил, ведь иначе не мог поступить. И пусть помада Софьи была еще на губах, а горечь нашего расставания бередила сердце, приветливый голос Нади оживлял и заставлял думать только о хорошем. Однако будущего с Софьей нет и быть не может, как бы я ни хотел ей помочь, но это выше моих сил.

Я чувствовал, что мы никогда больше не увидимся, хотя верил, что она отыщет мою могилу. Никто прежде не говорил мне таких высокопарных красивых слов, как в день нашей последней встречи, но они звучали не слащаво, а искренне, трогательно и до боли правдиво. Мог ли я бросить человека, который мне помог? С моим новым мировоззрением – нет. Но все, что я мог подарить Софье – ощущение ада, в котором она жила уже много лет.