Одна среди людей

Наконец, компьютер стал чист, как слеза младенца. Дорога домой открыта. Еще немного, и я буду свободен. Последние шаги сквозь частокол пристальных взглядов отделяли от новой жизни. Не держа в голове ни единой мысли, я шел в неизвестность. Осталась пустота и ни единого сомнения в истинной природе людей. Я тихо затворил за собой дверь и боковым зрением заметил устремленные мне вслед глаза, торчащие над перегородками. Лифт пришел быстро, через пять минут я уже заводил машину и уезжал. Каких-то две недели, и свобода станет окончательной и бесповоротной.

Дорога привела в ту самую «тошниловку», что стала неизменным местом встреч с Лехой, которого на удивление оказалось сложно забыть. В этот ранний час в «тошниловке» никого не было. Заведение только открылось, а я уже выбрал в меню графин с водкой и закуску в виде «Столичного» салата. Что-то ускользало от меня. Наверное, счастье, как у людей из рекламы туалетной бумаги, или чувство веселья от просмотра юмористических программ… Официантка узнала меня.

– Рановато вы сегодня. Где пропадали, где ваш друг?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Не хотите со мной выпить? Я угощаю.

– Ой, нет, спасибо. Я на работе. Случилось что?

– Случилось. Водки хочу и салат «Столичный». Именно это и случилось.

– Это весь заказ?

Я кивнул.

– Повторять водку не буду, даже не упрашивайте.

– А коньяк принесете? – я смотрел на нее куда-то в область бровей, думая, а счастлива ли эта женщина, почти всю сознательную жизнь проработавшая официанткой.

– Хитрец какой, – она усмехнулась и ушла.

Водка теплотой разливалась по телу. Салат был ничего, но слишком много майонеза. Я хотел сказать об этом официантке, но не успел, пока она была рядом. Тело расслаблялось, в голове роились хаотичные бессвязные мысли: «Почему я решил напиться? Что будет завтра? И все-таки мы с Софьей похожи». Я закрыл глаза, чувствуя, как уменьшался в размерах и проваливался в мягкость стула, будто состоял из растекающегося желе. Еще немного, и от меня останется мокрое место. Ах, если б уметь превращаться в воду и утечь вниз по трубам, влиться в большую полноводную подземную реку и устремиться на волю в мировой океан, соединившись с миллионами таких же молекул без настоящего, прошлого и будущего. Просто быть и наслаждаться бытием, не прячась от людских глаз, не мучаясь от одиночества и призрачного желания быть с Софьей… Время перетекало с цифры на цифру секундной стрелкой у меня на левой руке, сообщая о своем неумолимом движении вперед. Я завидовал времени. А все остальное вдруг стало безразлично, даже своя судьба. Образ Софьи понемногу таял, становился расплывчатым таинственнотуманным. Клонило в сон. Алкоголь подействовал не так, как я ожидал.

Вести машину в таком состоянии было просто невозможно, ехать на метро я тоже не мог. Памятуя о таксистах, которые обворовывают пьяных пассажиров, оставалось только ждать протрезвения или позвонить кому-то, чтобы забрали. Неумело тыкая в сенсорный экран телефона, я просматривал «контакты» и понимал, что звонить мне совершенно некому. Если ты на обочине жизни, никто не захочет к тебе подойти и будет прав. Я устало выронил телефон, не имея ни малейшего желания что-либо предпринимать. Мечты сбылись: у меня есть телефон Софьи, на работу идти не надо. Кажется, я должен быть счастлив, только бы вновь научиться впадать в состояние счастья. За годы взрослой жизни это умение насовсем исчезло из списка моих навыков. Возможно, я им даже никогда не обладал…

Остаток дня я провел в каком-то сквере или парке – непонятно, где я находился. Дорожка с лавочками и деревьями, разделяющая проезжую часть. На одной из тех лавочек я просидел часов до шести, ожидая, когда же водка выветрится из организма. Я ни о чем не думал, будто поставил себе блок, что думать вредно. Мысленно распевал детские песенки, а в телефоне оказалось несколько примитивных игрушек. Отличный отдых! Телефон разрядился около шести, и нетвердой походкой я направился к метро, оставив машину рядом с «тошниловкой».

Глава 6

Неизбежность одиночества в четырех стенах. Единственное, что утешало – мысли о Софье.

Омерзительные скелеты, которые она, быть может, хранит в шкафу, не потревожат наши отношения – смотреть ей в глаза я не буду, чтобы не разочароваться и не потерять единственного человека, которому не противно со мной общаться. Это казалось нечестно по отношению к себе, к своим идеалам высокой духовности. Мысль уйти в монастырь посещала меня несколько раз, но неуверенность в том, что там я обрету долгожданную духовность и встречу тех, кому не страшно смотреть в глаза, останавливала. Я хотел обсудить это с Софьей, только не знал, хватит ли смелости рассказать и хватит ли у нее жизненного опыта, чтобы понять меня.