Одна среди людей

Наступил вечер. Часы показывали без десяти одиннадцать, когда я переступил порог бара. В зале было накурено, по ушам била музыка, народ сновал туда-сюда. Официантки в мини-юбках юрко лавировали между столами, сияя отбеленными зубами и ярко-красными полными губами. Казалось, все они были стройными близняшками, ростом метр восемьдесят, имели по четыре руки и обладали превосходным чувством равновесия при ходьбе на шпильках.

Близняшка официантки, только в пиджаке, а не в обтягивающей кофточке, провела меня за свободный столик аккурат недалеко от колонок. Справа от меня располагалась барная стойка, чуть левее висел огромный телевизор, на экране которого полуголые тетки трясли своими прелестями в такт музыке. Для начала я заказал несколько стопок текилы. Нужно было расслабиться перед встречей с Софьей.

Внутри все горело, и текила только разожгла огонь еще сильнее. Томительное ожидание неведомого. Неужели я вызываю такой неподдельный интерес или мой женский идеал на самом деле хочет извлечь выгоду из моего дара? А ведь точно, меня можно использовать в корыстных интересах. Да, черт возьми! Я же могу так кучу бабок заработать! И почему это раньше мне не пришло в голову?

Софья появилась крайне неожиданно, когда я пялился на экран телевизора. После двух стопок тетки на экране казались вполне себе ничего, и парочку из них я бы оприходовал.

– Я уже здесь! – крикнула Софья мне в ухо. Я подскочил от неожиданности, но смог удержаться от случайного взгляда в душу. – Теперь я понимаю, почему ты так упорно не смотришь мне в глаза! Забавный у тебя дар!

– Вы что, на слово мне поверили?! Это ужасный дар! – попытки перекричать музыку были едва уловимы.

– Поверила! Мне интересно, что ты увидишь в моих глазах?!

– Проверка на вшивость?!

– Нет, хочу знать, какие я совершила грехи, ты же расскажешь мне?! А ты-то сам какие совершил?

– Если не сбегу и смогу вынести ваше общество после увиденного в глазах, то расскажу, но мне бы не хотелось разочаровываться в вас, поэтому я решил оградить себя от тайн вашей души!.. А что касается меня, то я безгрешен!

– Ух ты! – она засмеялась, но потом почему-то смолкла, задумавшись.

– А вы разве не знаете, какие грехи совершили? Зачем вам я для этого?

– В том-то и дело, что не знаю! Что такое грех, для меня большая загадка! И есть ли он вообще – вопрос, над которым стоит ломать голову не одно столетие!

– Если вы так думаете, то я просто боюсь посмотреть вам в глаза.

– Если ты скажешь мне твое определение греха, то, думаю, что смогу морально тебя подготовить!

– Это шутка? Смеетесь?!

– Вовсе нет! Извини, если обидела, я правда хочу помочь!

Я уткнулся в телевизор. Краем глаза заметил, как Софья написала что-то в карманном блокноте. Вот перевернула листок, потом другой, и, наконец, пододвинула мне блокнот. Я сделал вид, что ничего не замечаю. Она слегка коснулась моего предплечья, и не посмотреть в ее сторону было уже невозможно. Заряд тока пробежал по всему телу. Я ощутил жар и биение сердца. Картинка в телевизоре распалась на фрагменты, несвязанные между собой. Сразу вспомнилась воображаемая сцена, где я слизываю с вожделенной груди каплю шампанского. Софья коснулась меня всего на долю секунды, но прикосновение ощущалось до сих пор. Ее энергия прошла сквозь рубашку, кожу и, смешавшись с кровью, добралась до сердца, лукаво перебирая струны моей чистой пустой души, что так жаждала любви, такой светлой и непорочной. Я на секунду прикрыл глаза от удовольствия, что неожиданно расплылось по телу вместе с прикосновением. Еще немного, и я ощутил сильное возбуждение. Строки в блокноте превратились в последовательность непонятных знаков…

Я уставился на Софью. Прямо в середину ее переносицы, на кончик носа, на складку над губой и светло-розовый блеск, что покрывал изящные губы, потом на шею, ниже и еще ниже… Она что-то спросила у меня, озадаченно глядя мне в глаза. Кажется, я стал не совсем адекватен, и уже в который раз. Обведя глазами зал, вдохнув запах сигарет и, наконец, уловив мелодию, что снова стала меня оглушать, я окончательно вернулся из мимолетных грез на землю. Передо мной был блокнот, страницы которого оказались исписаны ровным, почти филигранным почерком.