Одна судьба

Она гремит ключами от номера и от авто, сжимая их, чтобы те впились в ее ладонь и привели в чувство, заставили сфокусироваться на окружающем пространстве. Руки берут болтающуюся на шее камеру, снимают крышку и подносят ее к лицу. Люди — улыбающиеся, сдерживающиеся, плачущие, счастливые, равнодушные, уставшие, пьяные. Мало бледнолицых, много черных. Последние выглядят не в пример счастливее. Все в лучшем виде. Крупные планы. Экспозиция. Свет. Ракурс. Фокус.

— О, Боже мой!

Она отнимает камеру, задирая голову к потолку, увешанному прожекторами, колонками и камерами. Алекс улыбается, но эту улыбку можно охарактеризовать как «обескураженно-шокированная».

— Еще чуть-чуть! Я бы увидела еще что-нибудь!

Алекс идет из зала, на воздух, упаковывает камеру на ходу, но оказавшись на улице понимает, что потерялась. Она и шага не сделала, просто пропало ощущение вакуума наедине с мыслями. Шум Кейптауна захватил ее. Город ей не знаком. Все самое интересное в нем появляется днем, а ночью… Что в нем есть ночью?

— Тумэ?

Алекс набирает номер девушки, общающейся и координирующей курочек с конкурса. Победа — это еще не все, у них теперь контракты, съемки и выступления на телевизионных шоу. Тумэ приставлена к едва зажегшимся звездочкам, как буфер, то есть связь с общественностью, потому что она не соображают и не знают, что делать кроме как красиво улыбаться и выпячивать грудь.

— Завтра. На пристани. В шесть утра. Не опаздывай.

— Хорошо.

— Не хорошо, а не опаздывать! — говорит Алекс не без раздражения. — Так и передай им, что, если кого-то из них не будет на палубе — я не стану ждать, когда они поднимутся и приведут себя в порядок. У кого-то будет две фотографии в журнале, а у кого-то ни одной.

Она не собирается задерживаться здесь, опаздывать на самолет, а потом выслушивать претензии редактора, что не хватает материала или за то, что ей позвонил хозяин лодки и обвинил в том, что все плохо и они не убрали за собой.

— Вот ведь су*** сын!

Раф не выходит у нее из головы. Сколько раз она говорила себе, что не имела права злиться на него? Нет. Она имеет право! Полное! Он притворился мертвым!

— Что?!

Она не повесила трубку.

— Извини, Тумэ. Это я не тебе.

Алекс идет прочь от концертного зала, в котором проходила вся эта свистопляска. Она под таким впечатлением, что не знает как вообще реагировать на открывшуюся правду. Ей бы радоваться и орать от счастья, что он жив, но как-то не получается. Она уже все сказала.

«О, Боже мой!»

Это значит, что еще немного и она бы увидела его волосатый зад и еще что-нибудь запредельное.

«Вот ведь су*** сын!»

Хеллингер решил проучить ее и выбросить из своей жизни. Ее водил за нос Джейк, Кросби и, что хуже всего — Рафаэль! Все, кого она обидела решили проучить ее и сделали это.

— Я-то переживала! Думала о нем! Идиотка! Бухает он! Девок тр****!

Алекс прибавляет шагу, в конце концов понимая, что бежит, так быстро, как только может, то и дело сворачивая со светлых улиц, в темные, плохо освещенные, что ведут к белоснежному пляжу, спящим пингвинам и холодному океану.

Глава 39

Он не знает каким образом приходит в себя. Она кажется ему видением белой горячки, его совестью, его укором, его насмешкой.

— Что ты тут делаешь? — озвучивает он самый идиотский вопрос из всех, что мог прийти в его голову, но она уже не слышит его.

Он трезвеет очень быстро, но недостаточно скоро, чтобы ухватить ее за рукав водолазки. Алекс исчезла, оставив после себя едва различимый запах духов с ноткой арбуза, что теряется, исчезает в вареве котлов в какие-то считанные секунды.

— Куда ты?! — доносится вслед сначала ошарашенно, а потом капризно. — Не оставляй меня!

Рафаэль не слушает ее, выходит в полупустой коридор, оглядывается по сторонам, видя плетущегося по нему африканца.

— Здесь была женщина! Где она?

— Я не знаю!

Он так испуган, просто поразительно, как стремительно сменяет одна эмоция другую. Раф видит свое отражение в темном зрачке и думает, что и сам бы испугался. Он не похож на человека даже близко, если только на его доисторическую версию.

— Я никого не видел!

Африканец лжет и пытается спрятать деньги, которые сыплются ему под ноги, тот скрещивает пальцы и пытается ткнуть этим знаком ему в лицо. Его руки пахнут чесноком и прогорклым жиром.

— Куда она пошла?

Он держит его лицо в ладонях, притягивая к себе в одном резком движении, заставляя смотреть себе прямо в глаза.

— Скажи мне: куда пошла женщина, что вышла отсюда?

— Вперед. Она пошла вперед! Пожалуйста!

Раф отпускает его, отдергивает его одежду и идет вперед. Впереди нет никого. Он возвращается на кухню, стараясь не выпустить воспоминание из виду. У нее фотоаппарат и красный бейджик на котором написано… написано… Он не может сфокусироваться на ней. Сколько же он выпил?

— Что случилось? Куда ты уходил?

Он оглядывается на девицу, что уже привела себя в порядок. Красивая девушка в вечернем платье и лентой с какой-то надписью на ней. Он помнит, что выходил из номера в одиночестве. Откуда она взялась?

— Как тебя зовут?

— Ты не помнишь?