Одна судьба (СИ)

Все именно так. Не послушай я однажды радио так бы и продолжила сидеть там, не оказалась здесь и наверное, была бы безумно счастлива. Пусть Раф только хотел предупредить меня о надвигающейся опасности, но я узнала правду и вот мы здесь.

— Однажды, я решила послушать радио. До того дня, в эфире был слышен лишь шум и сигналы о помощи от других выживших. Мы поймали радиоволну, это был новостной выпуск, так мы узнали, что остальной мир живет себе и не знает бед.

Сколько бы ни говорила об этом каждый раз не могу сдержать чувства горечи в душе и на словах.

— Вы не знали об этом?

Я качаю головой. Я перестала слушать радио спустя три недели, пытаться дозвониться до кого бы то ни было спустя неделю — ровно настолько хватило заряда моего смартфона.

— Вы умудрились попасться нам в самом конце вашего пути, а до этого успешно проходили все кордоны.

— Нам просто везло.

У этого везения есть имя. Интересно, где он сейчас?

— Невероятная удача, вы так не считаете?

Я выгибаю бровь.

— Нет.

— Отчего же?

— Я смотрю на вас, мистер Хогарт и думаю, что ваша фортуна дает тысячу очков вперед моей.

Он закрывает папку, щелкает ручкой, убирая ее в нагрудный карман.

— В Америке у меня остались жена и двое сыновей. Они отправились погостить к родственникам и посетить Диснейленд.

Вот как? В этом причина его дотошности? Он хочет знать много ли шансов выжить у его родных? Я понимаю его надежды, но увы, не могу подарить ему их, пообещать, что с ними все в порядке.

— Тем не менее, вы здесь, мистер Хогарт, — повторяюсь я, наверное, жестко и очень холодно. — Не там.

Он поднимается. Вот и все сеанс окончен. Завтра, в это же время, все начнется заново.

— Если бы я могла выбраться оттуда еще до моего интересного положения я бы непременно сделала это. Вы считаете, что моей таинственный благодетель испытывает нежность к беременным женщинам?

Глава 3

Камера.

Я знаю ее размеры: десять шагов в длину и двенадцать в ширину. Я знаю, чем пахнет постельное белье и вода, бьющая из закрепленной в стене лейки, стекло зеркала и сами стены. Иногда, я чувствую запахи кофе и слабые ароматы парфюма от врачей, что посещают меня. Самые отвратительные — это амбре пота и грязных вещей. Раньше я не замечала за собой такой восприимчивости к запахам.

Это не фильм “Обитель зла” с его ярко-белой палатой.

Только не теперь, когда они прекратили исследовать меня, прикалывать к столу, словно я диковинная бабочка в альбоме энтомолога.

Они притушили свет и забрали все свои датчики, иголки, трубки, стеклышки.

Это темный квадрат помещения с прикрученной к полу мебелью, аскетичной душевой в углу, ярким светом и стеклом-зеркалом вместо одной из стен. Дверь без ручки, в потолке встроенный динамик из которого изредка, но раздаются короткие и очень четкие приказы.

Я вижу на нем паутину и кривлю губами — о ребятах в форме, особенно о тех кто носит гордое звание “медик”, я была куда лучшего мнения. Мне они казались ужасными чистюлями. Мой отец был именно таким.

“Клещам полезно бывать на свежем воздухе!” — так он говорил, когда спорил с домработницей.

Рекомендации из динамика, что делать и как вести себя раздаются все реже. Видимо первое время они опасались того, что я стану буянить, нападать на врачей и военных, кусать их и проявлять все признаки душевнобольной, то есть типичного гражданина зомби-мира. Удивляюсь, отчего они не входили ко мне в полном обмундировании химической защиты. Я такие костюмы видела в новостях — англичане как-то устроили цирк в Солсбери. Господи, как же давно это было!

— Скажите, как там дети?

Это я говорю уже в зеркало, опасаясь подходить к нему. Я боюсь начать разглядывать себя. Помню, как взглянула в его сторону в первый день своего нахождения здесь и чуть было не закричала, вовремя опомнившись и зажав рот рукой.

— С ними все в порядке?

В этом жесте, крике, виде, они все еще могли принять меня за монстра. Было чему испугаться. Я решила, что превращаюсь в одно из существ.

— Они живы?

Страшного в отражении было предостаточно и без моих криков — сильно исхудавшая, с синяками под глазами, воспаленными глазами и кажется, что с пятнами гематом по всему телу. Последнее, я явно придумала себе — во всем виноват свет в духе самых отвратительных примерочных в мире.

— Дайте мне поговорить с ними?!

Отражение, в первый день моего нахождения здесь, могло врать мне. Увидеть синяки, ссадины, красные глаза и болезненный вид после долгого пребывания в ледяной воде, кульбитов на яхте от сыплющихся сверху ракет, вполне себе нормально, если не сказать, что ожидаемо.

— Просто увидеться!

В одну из ночей я думала: что если инфицированные люди просто ничего не могли сказать нам из-за того, что произошел какой-то паралич голосовых связок? Может быть они умоляли помочь им? Позже, они просто сходили с ума от боли или от того, что никто не понимал их?

— Я прошу вас ответьте мне! Скажите что с ними все в порядке!