Одна в мужской компании

Я начала читать то, что написал Джин. Меня немного подбодрил список качеств, которые его во мне восхищали: мой европейский шарм, красота, умение быть хорошей матерью и хозяйкой и, наконец, ум. Я взглянула на Джина и чуть улыбнулась ему, но он этого не видел. Он внимательно изучал то, что написала о нем я.

Я приготовилась читать про свои недостатки. Но этот список был пуст.

Я сдвинула брови, подняла глаза от бумаги и встретилась взглядом с Джином.

— Ты ничего не написал о проблемах.

— Нет.

— Почему?

— Потому что это не твои проблемы, Хеди. Не твои недостатки. Мои.

— Как это понимать?

Глаза у Джина стали мягкими, почти грустными.

— Ты выходила за меня замуж с совершенно понятными ожиданиями. Муж, дом, семья. Но я не могу дать тебе то, чего ты хочешь. Не могу быть отцом еще одному ребенку. Во всяком случае, сейчас.

Я кивнула. Теперь я поняла. Ничего в этом браке уже не поправить, не улучшить. Все кончено.

Джин решился наконец прервать молчание и сказал то, что мы оба думали, но никто не хотел сказать первым.

— Пора идти к адвокату?

Я кивнула. Ничего другого и вправду не оставалось.

— А как же Джеймси? — спросил Джин, мотнув головой в сторону спящего ребенка.

Что он имеет в виду? Кто из нас получит опеку? Или он спрашивает о другом, немыслимом? Не отдать ли его обратно?

Я взяла сына из колыбели и прижала к себе. Джеймси тихонько хныкнул, но не проснулся.

— Он останется со мной, — сказала я, понимая, что миссис Бертон, няня Джеймси, будет проводить с ним гораздо больше времени, чем я — с моей работой иначе невозможно. И все же я считала, что его жизнь здесь, в Америке, будет намного лучше, чем та судьба, что ожидала его в Европе.

Джин кивнул и ласково погладил меня по руке.

— Мне бы все-таки хотелось видеться с ним иногда.

— Конечно, Джин. Ты же его отец. Тебе решать, какую роль ты будешь играть в его жизни.

Я ухватилась за Джина как за безопасное убежище, как за нового отца, которым он не мог для меня стать, а он женился на гламурной кинозвезде, которая все вечера проводила бы на светских приемах. Но я была просто Хедвиг Кислер, а он — голливудским бонвиваном. У меня на душе лежала мрачная тайна, которую я должна была искупить, а Джин любил свет, и малейший намек на тьму его отпугивал. Мы были противоположностями друг друга. Чужими людьми.

Глава тридцать пятая

19 сентября 1940 года

Лос-Анджелес, Калифорния

Я качала Джеймси на руках, а Сьюзи читала вслух газету. Как я любила, когда мой маленький херувимчик был со мной в гримерной во время перерывов. Хотя я постоянно сомневалась, что успею стать ему настоящей матерью за те несколько коротеньких часов, которые мне удавалось уделять ему каждый день, разрываясь между двумя съемками — в «Живи со мной» с добродушным Джимми Стюартом и в «Товарище Иксе» с веселым и компанейским Кларком Гейблом. Как бы то ни было, Джеймси — всё, что осталось мне от недолгого брака с Джином — был для меня как бодрый золотистый лучик солнца во взрослом мире, полном забот и тревог.

— Торпедами… с плюшевыми мишками в обнимку… — прошептала Сьюзи со слезами на глазах.

— О чем это ты? — Видимо, я что-то не так расслышала сквозь умилительное воркование Джеймси. С чего бы ей упоминать торпеды и мишек в одной фразе? Может, мой английский меня подвел. Или это Сьюзи опять со своим жаргоном.

Девушка не ответила на мой вопрос — совсем необычно для нее. Она не отрывала глаз от газеты. Слезы уже текли по ее лицу.

— Что случилось, Сьюзи?

Но она не отвечала. Миссис Бертон, которая сидела в углу и вязала чепчик для Джеймси, встала со стула и заглянула через плечо Сьюзи в газету. И, не сдержавшись, громко ахнула.

С извивающимся Джеймси на руках я подошла к ним и тоже стала читать.

«Нацисты расстреляли торпедами корабль милосердия, погибли дети», — прочла я вслух чудовищный заголовок.