Одна жизнь

И все-таки он заговорил. Однажды, выходя из библиотеки, она заметила, что Колзаков стоит в коридоре один, старательно курит и смотрит в окно.

Она поравнялась с ним, неторопливо прошла мимо и вдруг услышала у себя за спиной:

- А вы что?.. Вот, к примеру, городской парк. Вы в него... не гуляете?

Это было уж до того нескладно, что даже и обидеться было нельзя. Видно, он все выжидал момента, когда можно будет это ввернуть непринужденно и невзначай, да упустил момент и выпалил все залпом ей в спину.

- В парк? - удивленно спросила Леля, запнувшись на ходу и оборачиваясь. - Я? А что мне там делать?

Дальше у него, видно, и вовсе ничего не было приготовлено, и он неуверенно пробурчал:

- Да вот чудаки, ходят же! Воздух там, что ли... Вообще гулянье!

- Не понимаю этого удовольствия. Топтаться в толпе взад-вперед!

Колзаков помолчал, с какой-то угрюмой натугой пытаясь придумать что-нибудь поубедительней, и вдруг вполне неожиданно улыбнулся, сдаваясь:

- Это вы, конечно, верно. Занятие самое пустое: по выли подошвами шаркать!

Леля рассмеялась:

- Вот так здравствуйте, а сам чуть меня не уговорил!

- Куда там! - махнул рукой Колзаков. - Плохо я это умею...

- Ничего не скажешь, плоховато... А ведь по правде дурацкое занятие! Что, нет?

- Конечно, глуповатое.

- А потом, ведь туда, наверное, все парочки ходят?

- А мы Виктора с собой позовем.

- Ну позовем... Ну что же? Побудем разочек и мы дураками!

К себе на верхний этаж Леля почему-то бежала по лестнице бегом, повторяя про себя: "А что тут такого? Действительно, там, наверное, воздух, зелень и музыка играет! А чего я, как старый сыч, в комнате сижу, слова не с кем сказать?.."

И странное дело, сколько важных, серьезных разговоров потом забылось, сколько голосов навсегда умолкло с тех пор в ее памяти, а этот пустяковый разговор на ходу в коридоре - остался.

В городе было неспокойно. По ночам вдруг вспыхивала на улицах ружейная стрельба, и где-то за городом разливалось по небу малиновое дымное зарево пожара. А в театре каждый день играли "Бедность не порок" при полном зале. И в городском парке по вечерам было полно гуляющих. В темных аллеях под фонарями качались черные лапчатые тени листвы каштанов, хрустел под ногами гравий на дорожках, и где-то за деревьями с грубой тоской пели трубы военного оркестра, патетически всплескивали медные тарелки, бухал большой барабан.

Леля стояла у громадной, запущенной цветочной клумбы с каменной вазой посредине и ждала Колзакова. Еще издали она заметила, что его нет на условленном месте, и сразу почувствовала облегчение. Теперь ей даже хотелось, чтобы он не приходил. Но, к сожалению, она была совершенно уверена, что он придет. Чтоб не стоять на месте, она медленно пошла вокруг клумбы, глядя себе под ноги, неслышно напевая про себя, и рассеянно усмехалась, так, чтобы каждому дураку видно было, что она никого не ждет, что ей очень весело и приятно вот так, одной, пошаркивая подошвами, прохаживаться вокруг клумбы.

Как-то неожиданно она обнаружила, что давно уже ходит и ходит по кругу, и вдруг поняла, что он не придет. С удивлением ощутила в себе какую-то обидную пустоту потери и в тот же момент увидела Колзакова. Он торопливо, с озабоченным видом прокладывал себе дорогу среди гуляющих. Фуражка с артиллерийским кантом была хмуро, низко надвинута на лоб, немного набок, он был в походных ремнях, с тяжелой кобурой на туго затянутом ремне.

Он быстро, чуть не бегом, догнал ее в самом конце аллеи и пошел рядом.

- Только вырвался, - сказал он, сдерживая дыхание.

- Удачно, я тоже только-только вырвалась. Думаю, на всякий случай пройду вокруг клумбы, вдруг вы там давно ходите, дожидаетесь.

Они замедлили шаг, вмешавшись в неторопливый поток гуляющих.

- А где же Виктор? - вдруг вспомнила Леля.

- Да вот не поспел же за ним зайти, думал - опаздываю.

Видно было, что он говорил правду.

Они медленно шли среди гуляющих в густой тени деревьев, которая начинала рассеиваться от света приближающегося фонаря. Входили в круг яркого света и снова с каждым шагом все глубже погружались в лесную темноту до нового фонаря.

- Ночь... - сказала Леля. - И вот начинается рассвет. Вот опять и солнце... И опять надвигаются сумерки, ночь наступает.

Колзаков посмотрел на нее с туповатым изумлением и промолчал.

- А вы к нам в театр не ходите? - спросила Леля, когда они опять шли в темноте.

- Все некогда. Да и... показывается у вас в пяти действиях, что бедность это не порок... Самый актуальный вопрос текущего момента. А в это самое время белые генералы прямо напирают на город... Как-то смешно, нет?

- Ну, конечно, это отмерло, или, может, отомрет все старое искусство. У нас будут настоящие революционные постановки, но сразу так тоже нельзя.

- А какие это у вас будут - новые?

- Театр должен быть народным, вернуться к истокам. Ну, например, выйти на площади, создавать массовые зрелища, так, чтобы все зрители участвовали. А актеры будут как все, и не будут гримироваться, и одеты просто в рабочую одежду, а не как теперь - в мантильях и тому подобное.