Однажды

Когда он спал, мы должны были передвигаться по дому на цыпочках и разговаривать шепотом. А когда Глеб не спал – не спали и мы. Тогда мы жили в маленькой двушке с «картонными» стенами. К тому же в комнате родителей было так тесно, что детскую кроватку пришлось поставить в нашей комнате. Одна бессонная ночь, потом вторая, третья… Поначалу еще можно было все это выносить, но с каждым днем нам все труднее становилось вставать по утрам. Я дремала на уроках. Учителя сердились, писали замечания в дневник. Костя и Оля бродили по дому полусонные, натыкались на мебель и засыпали сидя в кресле или за письменным столом. Однажды мое терпение лопнуло.

Я пошла к маме и сказала, что больше так продолжаться не может. И пообещала что уйду из дома, если это не прекратиться. А еще тогда я впервые сказала вслух, что ненавижу Глеба и что лучше бы он совсем не рождался…

Мама ничего не ответила. Побледнела и. устало опустившись на краешек стула, тихо заплакала. Я ушла в свою комнату, легла на кровать и тоже заплакала. Вдруг рядом раздался громкий, с надрывом плач – проснулся Глеб.

– Мам, – позвала я. Никто не ответил.

Нехотя встала и поплелась в кухню. Мама, бледная и заплаканная, сидела за столом и сосредоточенно смотрела куда-то в стену. Меня она будто и не видела.

«Мама, прости меня» – хотела сказать я, но слова застряли в горле. Вместо этого сказала совсем другое:

– Там мелкий проснулся…

Она молча встала и вышла. Я осталась одна и специально на некоторое время задержалась в кухне: боялась столкнуться с мамой лицом к лицу. Было стыдно и, если честно, я уже начала раскаиваться…

Когда вернулась в комнату, мамы там не оказалось. Глеба тоже. Мама забрала его в их с папой комнату. Оля с Костей, сидевшие на ковре и что-то собиравшие из конструктора, на миг оторвались от игры, подняли головы и посмотрели на меня так, что мне сделалось не по себе. Я невольно отвела взгляд и пробормотала:

– Мне нужно уроки делать, а он орет…

Села за письменный стол, вытащила тетради, учебники, но сосредоточиться на уроках не получалось: в голове кружились совсем другие мысли.

Так началась холодная война с самыми близкими на свете людьми – с мамой и папой. Оля и Костя некоторое время сохраняли нейтралитет, общаясь и со мной, и с родителями, даже подходили к Глебу, если он плакал. Тем не менее я все чаще стала замечать, что Костю и Ольку также тяготит присутствие мелкого.

Мы трое очень ждали, когда Глеб наконец подрастет, надеялись, что станет легче. И вот он подрос, но легче не стало. Теперь, когда он научился не только ползать, но и ходить, а также начал разговаривать, стало еще труднее. Глеб черкался и рисовал в моих школьных тетрадках, ломал собранные Костей модели самолетов и автомобилей, разбрасывал Олиных кукол… Когда мы дружно начинала ругать его, он тот час бежал жаловаться родителям. Приходила мама – и начинался очередной скандал…

Нервы у всех постоянно были на пределе. Скандалы и ссоры в нашей семье, когда-то тихой и дружной, стали привычным делом. Помню, как-то вечером мы с Костей и Олей играли в настольный хоккей: я за одну команду, они – за другую. Глеб целых полчаса слонялся вокруг, лез под руку, несколько раз пытался стащить маленькую пластмассовую шайбу.

– Глеб, не мешай! – Костя оттолкнул мелкого, который опять потянулся за вожделенной шайбой.

Глеб обиженно надулся и демонстративно вышел из комнаты. Но не прошло и пяти минут, как он вернулся. Мы продолжали играть, делая вид, что не замечаем его. Он подошел поближе и начал своими маленькими пальцами возить по краю «льда».

– Глеб, уйди! – прикрикнул на него Костя.

– Глеб, не мешай! – взвизгнула Оля.

– Не лезь, Глеб!

– Что тут происходит? – услышав наши крики, в комнату прибежала

мама.

– Мама, убери Глеба! – попросил Костя.

– Он нам мешает! – пожаловалась Оля. – Он нам играть не дает!

– Мама, зачем ты его родила?

Последняя фраза принадлежала мне…

Осенью Глебу наконец дали место в садике, а мама вышла на работу. Это стало для нас настоящим праздником.

Однажды мама задержалась на работе, и мне пришлось забирать Глеба из садика. В тот вечер я спешила: мы с подружкой собирались идти в кино. Глеб, как назло, совсем не слушался, долго не хотел одеваться, потом начал скандалить… Помню, я тянула его за руку и цедила сквозь зубы: «Давай быстрее! Пошли домой!» Он упирался, говорил, что хочет погулять. Потом и вовсе остановился.

– Глеб, ну в конце-то концов!

Он посмотрел на меня и сказал:

– Хочу гулять.

– А я хочу в кино! – отрезала я.

– Гулять! – Глеб топнул ногой.

– Пожалуйста, гуляй.

Я отпустила его руку и демонстративно зашагал прочь. Прошла немного, а когда обернулась, то увидела, что Глеб уже стоит на обочине и с интересом разглядывает проезжающие мимо машины.

– Глеб, иди сюда! – крикнула я. – Иди сюда сейчас же! – и бросилась к нему.

Он посмотрел на меня, улыбаясь:

– Догоняй! – и побежал вперед. Прямо на дорогу.

Помню протяжный визг тормозов… Какой-то грохот. Голоса… Я открыла глаза и увидела, как Глеб упал под колеса иномарки… Больше он не встал.