Однажды ангел и демон влюбились друг в друга (СИ)

Никто из этих друзей, с которыми я была знакома, не понимал, что вообще происходит. Почему неожиданно холодный, беспринципный, жестокий Князев Роман вдруг стал так общаться с какой-то неприметной школьницей.

Но все же само осознание факта, с кем я общаюсь и в кого влюбляюсь пришло именно после первого покушение, которое к счастье не состоялось. Я осталась цела и невредима. Но уже после этого я начала смотреть на ситуацию здраво, а не через розовые стекла очков влюбленности.

Все дошло до того, что Князев пошел работать в мою школу учителем биологии под именем Морозова Руслана Анатольевича. Хотя на самом деле он являлся Князевым Романом Александровичем. Единственным правдивым в этом новом имени являлась фамилия. Морозова фамилия его матери.

Терпение мое лопнуло, когда уже чуть мою мать не убили. Тогда даже влюбленность не помогла.

***

После последнего урока, на котором мне пришлось выйти и принять вызов, из которого я узнала, что моя мама попала в аварию, но ничего ее жизни не угрожает, я просто залетела в кабинет биологии, где Князь спокойно сидел и проверял тетрадки. Честно, пришлось глубоко запихнуть все чувства и сначала удостовериться, что к аварии действительно причастны враги Ромы.

— Что-то случилось? — осторожно и весьма участливо поинтересовался Князев, поднимаясь из-за стола, пока я встала возле парты, что находилась ближе к двери и поставила на нее рюкзак, освободив руки. Внутри закипала слепая ярость вместе с чувством неоспоримой вины.

— Это я у тебя хотела спросить, — пытаясь сохранять спокойствие, процедила я, сжимая руки в кулаки. Не знаю, насколько плохо я выглядела, но Князев похоже все же понял, что мне уже все известно.

— Кара, — ласково и нежно произнес Рома, делая шаг в мою сторону, но я лишь покачала отрицательно головой и сделала шаг назад. Сейчас я не куплюсь на эту его «Кара». Только он придумал так сокращать мое имя — Карина, — с твоей мамой все хорошо. Тот, кто посмел это сделать, будет наказан, — убеждал меня Князев. Но уже было слишком поздно.

Кто бы знал, как мне не хватает этой его «Кары». Кто бы знал, насколько сильно я в нем нуждаюсь.

Вновь по щекам текли слезы, пока ноги подогнулись и я упала на колени, взвыв от нестерпимой боли. Моей самой главной ошибкой были те слова, что я произнесла в тот день в классе биологии. Тогда было много чего произнесено. Слишком много. Я только потом, успокоившись и прокручивая в голове этот разговор, вспомнила что в порыве эмоций сказал Рома.

— Карина, черт бы тебя побрал! — эмоционально, срываясь на рык, воскликнул Князев, подлетая ко мне и встряхивая ощутимо за плечи, — я люблю тебя, истеричка! Да! Да, я могу быть извращенцем и педофилом. Я этого не отрицаю. Но я не могу просто так отпустить тебя. Не могу! Кара, я люблю тебя!

Я не слышала этих слов. Не слышала. Чувства и эмоции взяли надо мною верх тогда, не давая услышать этих долгожданных слов. Я просто взяла и оттолкнула его, умоляя исчезнуть из моей жизни.

Это было моей главной ошибкой. Я в порыве эмоций считала, что если он исчезнет все сможет стать на свои места. Но тут я просчиталась. Ничего уже не может быть, как прежде. Я неумолимо страдала каждую ночь, рыдая в подушку. Мне не хватало его. Не хватало его «Кары», всего его. Этот гребаный собственник отличился, даже когда называл меня. Только он звал меня «Карой».

Перед глазами все плыло и темнело из-за нехватки крови, что стекала по коже и впитывалась в одежду, которая неприятно липла к телу. В груди что-то нестерпимо ныло.

Я давно поняла. Это не любовь, это зависимость.

Я не могу назвать то, что чувствую к этому человеку любовью даже в мыслях. Это самой чистой воды зависимость. Потребность в человеке, что стал для тебе сродни наркотику. Я раз за разом вот уже кучу месяцев прокручиваю в голове все, что связано с ним, причиняя такую сладкую ноющую боль. Я не хочу его забывать. Не хочу жить без него. Я не могу смотреть ни на какого другого представителя мужского пола. В голове сразу же всплывают его сцены ревности.

Чисто машинально подгибаю под себя ноги, облокачиваясь спиной о выцветшую стену здания, снимая с ног неудобные ботильоны, массируя подошву ног, которую нестерпимо покалывает, будто я несколько часов ходила по мелким острым камушкам. Просто задираю голову, подставляя ее под дождь, позволяя каплям дождя стекать по коже, попадая прямо в приоткрытый рот. Все тело налило странной неестественной тяжестью. На место холода пришел жар. Мое тело горело, как при температуре. Перед глазами все темнело, а сама я, уже не в силах бороться, стала проваливаться в такую заманчивую темноту.

— Кара! — будто сквозь какую-то пелену до меня доносится такой родной и любимый голос с явными нотками хрипотцы, от которой по телу бегают мурашки, а колени подгибаются.