Однажды я встретила волка

— Какой-такой Милен? Что я пропустил, пока был дома?

Зера с охотой рассказала ему про смотрины и гостей. Тир слушал, подперев голову кулаком, и недовольно цокал языком.

— Дело-то пахнет жареным, — вздохнул он. — Я передам Лику и Рууману, в чем дело.

— Рууману? — нахмурилась Мита.

— Ах да, я же не сказал. Глава клана вернулся. Поэтому я и прилетел.

Тир засунул руки в карманы и пожал плечами.

— Рууман хочет тебя видеть.

Травница оцепенела. Зера вскочила с места, и ее платок соскользнул с колен на пол.

— Видеть? Зачем? Что она сделала?

— Зера, — покачала головой Мита, — это из-за того, что я теперь волколюдка… Стой. Погоди. — Она повернулась к вранолюду. — Глава клана знает?

— У вас дни откровений просто, — хмыкнул Тир. — Лик рассказал все отцу. Не смотри на меня так, он бы не смог молчать. Не имеет права, понимаешь? Пусть Лик и не последний в клане, перед главой он все равно что щенок.

— И что он сделает? — упавшим голосом пробормотала Мита.

— Откуда я знаю? Меня просто направили предупредить. Рууман не торопит, он понимает, что тебе нельзя перед деревней раскрываться. Но не тяни. Он этого не любит.

Тир соскочил с печи и взмахнул руками, словно крыльями. Мита подумала, что он, наверное, много времени проводит в вороньем обличье. В его походке и жестах чувствовалось что-то птичье. Зера следила за ним с явным любопытством, но Мите в этом взгляде почудилось нечто большее.

— Я тут, возможно, задержусь на несколько дней, — поделился вранолюд, а потом неожиданно подмигнул Зере. — Так что еще увидимся. Есть еще что передать клану? Пока я добрый, отдохнувший и готов поработать почтовым вороном.

Зера зарделась и отвернулась. Губы Митьяны непроизвольно растянулись в улыбке.

— Если можешь, передай, что завтра утром мой отец будет в лесу. Он хотел рассказать ровно то же, о чем ты узнал сегодня, но я не могу предупредить его об этом, сам понимаешь. Да и они с Дирком пока не знают, как избавить деревню от влияния столяра.

— Поверить не могу, что наши так легко послушали его… — вздохнула Зера.

Тир наклонил голову на птичий манер.

— Я понял. Что ж, до встречи, красавицы.

Прямо на глазах Тир стал уменьшаться в размерах. Когда Зера наконец осмелилась вновь посмотреть на вранолюда, на полу осталась лишь кучка одежды. Девушка ойкнула и вцепилась пальцами себе в косу, когда оттуда, отряхивая перья, выбрался ворон. Он каркнул, расправил крылья и вылетел в открытое окно.

Некоторое время подруги молчали. Затем Мита встала, подняла одежду с пола и прижала к груди.

— И как ты… теперь ко мне относишься? — тихо спросила она у Зеры.

Та пожала плечами.

— Как-как? Да как всегда. Знаешь… — Она подошла к Митьяне и взяла ее за руки. — Какая мне разница — человек ты или нет? Ты осталась Митой. И я буду помогать тебе, чем смогу.

— Зера… — На глаза травницы навернулись слезы. — Спасибо…

— Как смотришь на то, чтобы приготовить сытный завтрак? — улыбнулась подруга. — Твой отец ведь не ел еще? Самое время его порадовать.

Зера подошла к окну и выглянула наружу.

— Знаешь, а этот вранолюд очень даже мил…

Глава 23 Гидер

Лес чувствует страх и всегда знает, с благими ли намерениями приходишь или же враждебными. Перед ним нельзя показывать слабину, иначе он не выпустит тебя, погребет под корнями или скормит зверьям, которые всегда охочи до свежей крови.

Из охотничьих записок, найденных в одном из домов бывшей деревни Альрикан

Х514 год, 20 день месяца Зреяния

Гидер переложил арбалет в другую руку и оперся о еловый ствол.

Лес был тих и неприветлив. Охотник бывал в нем множество раз и видел всякое, но такую враждебность ощущал впервые. Казалось, будто каждый корень, куст, каждая ветка намеревались помешать ему двигаться и отовсюду его кололи злобные взгляды.

' Уходи! '

' Ты здесь чужой… '

Гидер шагнул вперед и помянул дамнаров: рука, которой он держался за ствол, перепачкалась в смоле и теперь липла ко всему, чего он касался. Чем глубже он заходил, тем меньше ему хотелось двигаться дальше и тем сильнее становилось желание повернуть обратно.

Утро выдалось пасмурным, и воздух все еще сохранял ночной холод. Поднявшийся над рекой туман стелился по округе и, хоть время близилось к полудню, даже не думал таять; он был настолько густым, что обесцветил многолетние ели, обычно насыщенно зеленые. Порой, спускаясь в низину, Гидер чувствовал себя слепым щенком, который случайно выбрался из-под брюха матери и теперь не знал, куда податься.

Ни звуков, ни запахов. Лишь зловещая тишина.