Однажды я встретила волка (СИ)

— А Маар бы сказал Совету Пяти, те бы доложили главе и обязательно растащили новость остальным вранолюдам. Я знаю его как облупленного, он о таком молчать не стал бы.

— Удивительно, как в таком случае не узнал ты, — хмыкнул Лик. — Вы же были на встрече кланов.

Рууман пожал плечами.

— Сейчас это уже не важно. Лучше скажи, как часто девочка обращается?

— Почти каждую ночь. Я увожу ее подальше от поселения. Иногда мы остаемся рядом с равниной. Пока ей тяжело самой вернуться в человеческое тело, но она делает успехи.

— Что насчет деревенских?

— Она уверяет меня, что никто не знает. Думаю, так и есть. Иначе они бы подняли шум.

Лик потер ладони и нехотя продолжил:

— Кстати, о деревне… Мита рассказала мне, что у Дирка гости из Кайсуги, деревни с того берега Рилира. И они не очень нас жалуют. Она просила не появляться в деревне, пока они не уедут.

— Разумная просьба.

— Я думал, ты попросишь объяснений.

Рууман приподнял бровь.

— Я бы и так не отправился в деревню, если бы у Дирка кто-то был в гостях, неважно, как они к нам относятся. — Он повернулся к сыну и прищурился. — В чем дело, Лик? Ты стал неуверенным с тех пор, как я оставил тебе клан. Неужели ответственность тебя подсекла?

Лик поджал губы и ничего не ответил

— Даже если сомневаешься в чем-то, нельзя показывать это другим. — Рууман отошел от очага и встал рядом с ним. — Твоими сомнениями воспользуются соперники, и ты легко потеряешь положение.

— Я знаю… — глухо отозвался Лик.

— Тогда в чем дело?

— Я не могу постоянно казаться всем сильным, понимаешь? — Он поднял глаза на отца. — Не могу постоянно принимать решения и показывать всем свою уверенность в них. Это словно обманывать их… и обманывать себя. Я чувствую себя настолько паршиво, когда раздаю другим указания, что внутри все содрогается. Мне нравится быть для них предводителем, но я боюсь того, что случится, если они во мне разочаруются. Да, я могу показать, что силен телом. Но как я могу убедить их в том, что я силен духом, если сам в это не верю?

Некоторое время он смотрел Рууману в глаза, но быстро сдался и опустил голову. Молчание тяготило, а по лицу он не мог понять, как отреагирует на его слова отец. Теперь Лик разглядывал ножку стола.

— Я говорю тебе это не потому, что сдаюсь… — тише добавил он. — Просто ты единственный, с кем я могу поделиться. Тайра меня не поймет.

— Это нормально, что ты боишься ответственности. — Рууман сел на стол и сцепил руки в замок. — Я тоже не всегда был жестким и уверенным в себе. Когда я только занял место главы клана, меня сковал такой ужас, что первое время я цепенел, показываясь на глаза остальным. И это притом, что я много лет до этого был советником предыдущего главы.

Лик вздохнул и снова посмотрел в глаза Рууману. Теперь, когда морщины на его лбу разгладились, он больше напоминал ему отца, а не главу клана. Таким он видел его нечасто.

— Мы не можем полностью избавиться от своих страхов, Лик, — продолжил Рууман. — Мы живые существа. Нам свойственно ошибаться, и нередко мы боимся этих ошибок, потому что когда-то оступались, обжигались.

— Если мы все боимся и сомневаемся, зачем казаться сильным другим? — поинтересовался Лик бесцветным голосом. — Если все и так это знают, зачем обманывать и делать вид, что ничего не происходит? Разве это не противоречит нашей сущности?

— Мы не обманываем, Лик. Мы подаем пример для подражания. Представь, что будет, если все будут говорить друг другу о том, как сильно они боятся что-то сделать. Тогда все перестанут бороться. Они будут жаловаться на несправедливость, на собственное несовершенство, продолжать говорить о своих неудачах — но ничего с этим не сделают, потому что перед их глазами не будет примера, как можно поступить иначе. Для них жалоба и страх станут основой жизни. Ты хотел бы этого?

— А разве лучше запирать это в себе?

Рууман вдруг улыбнулся.

— Разве ты запираешь? Прямо сейчас ты сидишь передо мной и изливаешь душу.

Лик не нашелся с ответом. Он бросил взгляд на очаг и рассеянно подумал, что надо бы подбросить туда дров — огонь почти погас и комната погрузилась в сумрак.

— Хотеть доверить кому-то свою слабость — нормально. Ты сам сказал, что я для тебя единственный, с кем можно поделиться сомнениями и страхами. Впрочем, я полагаю, ты рассказываешь не все. Мне тоже есть с кем откровенничать.

— Явно не со мной, — усмехнулся Лик, — и не с Тайрой, иначе я бы знал. — Он ненадолго задумался и осторожно предположил: — Мама?

Вместо ответа Рууман отошел к поленнице в углу.

— Я думал, вы не общаетесь. — Лик предпринял попытку разговорить его.

— Мы и не общались… какое-то время. — От подброшенных в огонь поленьев в воздух поднялся сноп искр. Рууман опустился на корточки, поворошил угли и отложил кочергу в сторону. Свет от вспыхнувшего с новой силой пламени очертил его лицо с выпирающими скулами. — Но Дииса была первой, кому я по-настоящему открылся. И до сих пор остается единственной. Когда-нибудь и у тебя появится тот, кому ты не побоишься открыться. Если уже не появилась…