— Да ещё «гадюкой» обзывается! — наскочила на папу вернувшаяся с кроликами тётка. — Это кто гадюка, я вас спрашиваю? Кто гадюка?
— Граждане, извините, произошло недоразумение, — сконфуженно сказал папа, убирая ужа в сумку. — Я, понимаете ли, не разобрался. Гадюку, понимаете ли, принял за ужа… То есть, извините, наоборот, ужа за гадюку… Я, понимаете ли, вижу плохо. И потом я, понимаете ли, потерял дочерей и вот их, понимаете ли, нашёл…
— Наш папочка никого не обзывал, — сказала Катя. — Он у нас потерялся, а теперь нашёлся… Он не нарочно ужа кинул. Он у нас хороший, замечательный. Пошли, папа. Больше не теряйся, ладно? — И Катя с Маней взяли папу за руки и повели к выходу.
И они все втроём, вернее, всемером — Катя, Маня, папа, два хомяка, черепаха и уж — пошли с рынка. И вот они дошли до трамвая, горячо обсуждая свои дела, и влезли в двадцать седьмой трамвай. И вот они поехали. И вот поднялись на десятый этаж. И вот позвонили в дверь. Все семеро позвонили. Поэтому у них очень громко получилось: дзинь-дзинь-дзинь!!! И им навстречу выскочила мама. И обрадовалась, сказав:
— Как хорошо, что вы вернулись, а я тут уже так соскучилась! Ну как, купили питона?
— Конечно! — закричали все (не семеро, разумеется, на этот раз, а трое). — Конечно, купили! И черепаху купили! И хомяков! Вот они, вот, смотри! — и стали маме показывать.
Сначала показали хомяков.
Мама сказала:
— Ой, господи, только хомяков нам не хватало!
Потом показали черепаху, вынув её из сумки. Мама сказала:
— Боже мой! Обрадовали! Теперь нам самим негде жить будет.
А потом, потом снова полезли в сумку, чтобы вынуть оттуда питона, ну, то есть ужа… Шарили, шарили в сумке рукой, а нашарить никак не могут. Пусто что-то в сумке. Отчего-то никого нет. Где же питон?
Катя с Маней сумку схватили и вверх дном перевернули, стали трясти. А питон не выпадает! Только этого ещё не хватало! Мало, что папа сначала пропал. Теперь питон исчез. Вот, право, не успел папа найтись, как питон пропал. Да что же это такое? Неужели так и будет продолжаться?
Катя с Маней так трясли сумку, что чуть не порвали. А мама, не растерявшись, предложила вывернуть её наизнанку.
Вывернули. И вдруг смотрят, а подкладка сумкина шевелится! Уж в дырочку в подкладку залез, вот так номер!
Вынули из под подкладки ужа, показали маме.
Мама говорит:
— Потрясающий питон! Надеюсь, вы его себе не оставите?
— Нет, — сказали Катя с Манечкой. — Ты же знаешь, что это для Кости. А себе мы в следующий раз купим.
Тут мама чуть в обморок не упала. Она сказала:
— Ну нет, вы уж теперь, пожалуйста, лучше крокодила заведите. На меньшее я не согласна!
И Катя с Маней пообещали ей завести себе крокодила. Тогда мама успокоилась и позвала всех обедать.
Все сели за стол и стали есть суп и гречневую кашу с молоком. А черепахе тоже налили в блюдечко молоко. А хомякам дали по корочке хлеба и капустную кочерыжку — одну на двоих. А питону Борис Иванычу дали большую жареную котлету. Нарезали её на кусочки, и представьте, Борис Иваныч её съел.
И вот настало двадцать первое число. Костин день рождения! Вечером сестры Сковородкины оделись очень красиво (Манечка надела синее шерстяное платье с вышитым на воротничке красным цветком, а Катя новые джинсы, простроченные жёлтой ниткой и с картинкой на заднем кармане) и пошли к Косте.
— Он, бедный, наверное, ещё болеет, — сказала Катя. — Ничего, сразу поправится, как подарок наш получит!
— А вдруг нас тётка его противная не пустит? — сказала Манечка. — Как же мы питона отдадим?
— Придётся по почте посылать, — сказала Катя. И они нерешительно позвонили в дверь и прислушались.
За дверью вовсе не было тихо. Там почему-то играла музыка, слышались голоса и смех. Катя и Маня с удивлением взглянули друг на друга.
— Это, наверное, радио, — сказала Катя.
— Или телевизор, — сказала Маня.
Тут они услышали за дверью быстрые шаги.
— Катя, — сказала Манечка. — Давай убежим!
— Кто там? — спросила дверь бодрым, очень бодрым Костиным голосом.
— Это мы…
Дверь распахнулась… За ней стоял Костя Палкин.
…Да, за ней стоял Костя Палкин, но в каком виде! Это был уже не слабый, больной и бледный Костя. Это был Костя прежний — бодрый, весёлый и краснощёкий! И одет он был в невиданно удивительный балахон до самого полу! И балахон этот украшен был палочками, кусочками меха, ракушками и даже чьими-то длинными острыми зубами.
В руках Костя держал коричневый, раскрашенный по бокам красным и зелёным, суживающийся книзу барабан. Костя стукнул по барабану, и барабан издал резкий, сухой и весёлый звук: бум! бум-бум!
— Акульи… — гордо сказал Костя оторопевшим от изумления сестрам, указывая на зубы, украшавшие рукава. — Костюм колдуна племени «мамбо-юмбо». Родители прислали. Ну как, идёт?
— Идёт, — прошептали поражённые Катя с Манечкой.
— А это — ритуальный барабан. Бум! Бурубум! Бам! Неплохо, а?
— Здорово!!!
Тут в переднюю вышла нарядная, пахнущая духами Костина тётя.