Однажды не в Америке

Чтобы чуть лучше понимать весь абсурд ситуации, стоит немного рассказать о самой ярмарке. Это было огромное пространство, заполненное контейнерами, ларьками и стойками. Там продавали стройматериалы — дерево, арматуру, всякого рода сыпучку. Армяне контролировали инструмент, шурупы и прочий строительный инвентарь, киргизы занимались краской, русские — гипсокартоном. В этом не было какого-то умышленного деления, просто так сложилось исторически. Разумеется, на Мытищинской ярмарке не было ничего, что можно было бы отнести к отделочным материалам: ни обоев, ни линолеума и ламината. Но цена была настолько привлекательной, что Барно и Шерзод решили действовать, как герои бородатого анекдота про мужика, который ищет свои три рубля не там, где потерял, а под фонарем, потому что там светлее.

И вот в один прекрасный день, который тогда им вовсе не казался таким уж прекрасным, они увидели его — свой контейнер. Узкий, обшарпанный, ржавый. Созданный когда-то для благородных морских перевозок, но угодивший в эпоху перемен и вконец одичавший в условиях раннего ярмарочного капитализма. В голливудских фильмах такие контейнеры используют для расчленения трупов или перевозки контрабанды. Барно и Шерзод смотрели на него, он — на них.

Два изможденных неудачами человека на дырявом старом корыте, узкий контейнер в Мытищах, холодная весна 2001 года — кажется, великие истории успеха должны начинаться как-то иначе. Но парадокс состоит в том, что чаще всего они начинаются именно так — в гаражах, на коленках, на ощупь, наотмашь и наобум. Они смотрели на свой контейнер, и каждый думал о своем: Шерзод — о том, как масштабировать их будущий бизнес и превратить его в целую империю. Барно — о том, сколько же придется пережевать земли и пробить головой потолков, чтобы все устроить в соответствии с наполеоновскими планами мужа. Ведь он давно сказал, что проигравшим отсюда не вернется, а значит, нужно скорее придумать, как стать победителями, чтобы зажить уже наконец нормальной семейной жизнью.

И они вцепились в этот несчастный контейнер зубами — скрупулезно отдраивали его, приводили в чувство, обустраивали, отделывали, вложили в это кучу сил и денег. Когда все работы закончились, они поставили кассовый аппарат и ноутбук. Соседи смотрели на них как на идиотов и с трудом понимали, что происходит. Ну, кассовый аппарат — еще куда ни шло. Но при чем тут компьютер? Они что — в косынку играть на нем собрались?

Во всем этом великолепии был один изъян: Турсуновым не хватило денег на последнюю статью расходов — сам товар. Получилось заполнить лишь четыре стойки обоев на одной стене контейнера, другая была пустой. Но делать нечего, аренда пошла — нужно открываться.

В первый день поглазеть на странных узбеков заходили только продавцы-соседи. Барно и Шерзод воодушевленно ждали первого покупателя, но он почему-то задерживался. И только к концу дня на них рухнуло неприятное осознание того, что где-то они просчитались. Например, при выборе рынка. Люди приезжали сюда за первичной отделкой, а вовсе не за косметикой. Они покупали краску, дерево, гипсокартон и решительно проходили мимо их непонятной лавочки. А когда им все-таки понадобятся обои, они явно будут их искать совсем в другом месте.

— Кажется, что-то пошло не так, — под конец дня заключил Шерзод.

Турсуновы довольно быстро поняли, что никто к ним по своей воле не придет, поэтому придется привлекать силой. Шерзод достал справочник и нашел номер телефона мытищинской кабельной телесети. Он решил, что нужно нагонять трафик рекламой — на тот момент телевидение было лучшим решением проблемы. Он договорился, и вскоре на Мытищинскую ярмарку приехали телевизионщики. Пока они расчехляли камеры, продавцы соседних контейнеров разбегались, чтобы не попасть в кадр. И если раньше у кого-то еще оставались сомнения в том, что эти узбеки невменяемые, то съемочная группа окончательно их разрушила.

В рекламном ролике сообщалось, что на Мытищинской ярмарке открылся большой магазин обоев с невероятно богатым ассортиментом. Это, конечно, была наглая ложь: ассортимент по-прежнему исчерпывался четырьмя стойками, которые добросовестные телевизионщики снимали под разными ракурсами. В итоге им удалось создать впечатление, что это и правда большой магазин с широким выбором обоев, а не жалкие несколько катушек на одной стене контейнера.

Вскоре рекламу пустили в эфир, и начали приходить люди. Они недоуменно рассматривали контейнер Турсуновых и спрашивали, где же огромный ассортимент. Но закатить скандал покупатели не успевали — к ним моментально подходила Барно, гипнотизировала своим даром убеждения, и они выходили из контейнера с рулонами обоев.

Каждый день окрестные продавцы жевали вареную курицу, которую им приносили на обед. Одна порция — 25 рублей. После еды они собирались в кулуарах Мытищинской ярмарки на перекур и обсуждали своих новых чокнутых соседей, которые делали все словно наперекор среде, в которой очутились. Турсуновы даже коллективную курицу есть отказывались — они купили большой ящик «Доширака» и жили на нем целый месяц.