Однажды в Челябинске. Книга первая

— БРАДОБРЕЕВ!!! — взревел Степанчук. Он стоял меж дверей, словно голодный медведь, спячку которого бесцеремонно прервали. — Лег и отжался 50 раз! На кулаках! И чтоб пол целовал, глиста кудрявая!

— Но… тренер…

— Лег, я сказал!!! А если сейчас кто-нибудь из вас, пидарасы, хоть слово выплюнет, будет на улице ночевать!

Его строгий клекот, кажется, услышали на всех этажах и перекрестились.

— Что тут происходит?! — визгливо-протяжным голосом, напоминающим звук лобзика, произнесла низковатая бабулька с крашенными в ярко-рыжий цвет волосами, уложенными стрижкой боб. Она возникла с помытой кружкой в руках в темном коридоре, ведущем в первый блок. В противоположном конце главного холла, аккурат по диагонали, такой же коридор уходил в другой блок. Хоккеры загораживали женщине не то что обзор, а весь белый свет. — Что вы так орете? Надо же. Откуда ж вы свалились на мою голову? — она протиснулась к своей комнатушке и отворила ее, озираясь на отжимающегося Брадобреева.

Я мигом принялся решать вопросы, пройдя следом. Интерьер ее комнатки перенес меня в СССР (хоть я его и не застал): чисто советский письменный стол со стеклом, под которым лежат какие-то записочки; настольная лампа, источавшая желтый свет и одновременно служившая обогревателем; мерно считающие секунды часы с маятником; чисто советский стул для посетителей, жесткий и без излишеств; кресло для коменданта, получше стула, но не конкурент нынешним диванам, поглощающим пятые точки своей мягкостью. Платяной шкаф в углу; холодильник, способный выдержать ядерный взрыв; телевизор, способный этот взрыв спровоцировать; калорифер посреди комнаты, советские занавески, тахта, подкладка которой уже давно превратилась в пыль, как и одна из ножек, под которую подложены ветхие книги. На стене ковер, узоры которого можно разглядывать часами. И все перечисленное исполнено исключительно в оттенках красного: от темно-бордового до цвета разбадяженной томатной пасты.

— Здравствуйте, товарищ комендант! Вот мы и прибыли.

— Меня сейчас больше заботит то, что вы мне там натоптали в коридоре всей толпой.

— Тысяча извинений, — раскланялся я. — Ну-ка все живо тапки надели!

Бабулька уселась за стол, надела очки, висевшие у нее на шее, и с упреком спросила, недоумевая, почему говорю я, а не кто-то из «взрослых»:

— И кто ж вы такие? И почему вас так много? — вроде бы она недовольна, но в то же время заинтригована множеством прибывших в ее смену гостей.

Я обернулся и обнаружил, что хоккеисты стоят прямо за моей спиной (в комнате, в дверях, в коридоре) и приветливо глядят на коменданта, чего-то ожидая. «Ждут, когда к ним выйдет носильщик или портье? Или как этих мальчишек называют, которые подхватывают твой багаж в отелях, а потом клянчат чаевые?» — подумал я.

— И чего ты глаза вытаращил? — крикнул мне откуда-то из толпы Степанчук. — Разбирайся!

Я достал все необходимые бумаги, приветливо улыбнулся коменданту и уселся на стул с противоположной стороны стола:

— Вы, верно, не поняли, сударыня. У нас забронировано.

— Не знаю, не знаю, — выделывалась она. — На всех вас комнат не хватит. У меня тут должны металлурги из Магнитогорска приехать.

— Так это мы, — воскликнул Абдуллин.

— Больно вы молодые для такого производства, — не поверила комендант. — Мой муж всю жизнь ЧМК отдал. Так его в горячий цех только в 40 лет запустили.

— Ну, — ответил я, — до настоящих металлургов нам далеко, но тем не менее мы команда «Магнитка-95». Хоккейная. Почти «Металлург», но слегка иначе.

Бабушка удивленно посмотрела на меня. Затем на толпу в дверях.

— Ей-богу, не разбираюсь я в этом вашем хоккее.

— Очень, кстати, зря, — продолжил располагающую беседу я. — Я тоже раньше относился к нему равнодушно. Но вскоре изменил мнение… благодаря кое-кому.

— Ага! Из-за твоих убеждений и из-за кое-кого, — Соловьев презрительно посмотрел на Митяева, — мы тут вешаемся третий месяц.

— Я мог бы сегодня с превеликим удовольствием за чашечкой чая с шоколадкой объяснить, почему хоккей заслуживает вашего внимания. Не конкретно это нелепое отродье позади меня, а вообще, — сказал я и выудил из кармана припасенную плитку шоколада.

— Ой, а вот этого не надо. Сейчас просьбы последуют — не хочу, — отвернула нос она. — Я вообще взяток не беру.

— Не в России, что ли, живете? — ляпнул кто-то из пацанов.

— Это не взятка, а подарок. И вообще она уже лежала на вашем столе, когда мы пришли. У меня целых 25 свидетелей это подтвердят. Да? А ну-ка закивали быстро, — хоккеюги подчинились.

— А ты, я смотрю, еще тот, — с улыбкой пригрозила мне комендант.

— Это ради наших хороших отношений в последующие два дня. От чистого сердца и от всей команды.

— Я ведь на работе.

— Вряд ли ваше место относится к должностям государственной, муниципальной, военной или правоохранительной службы. Так что никакого криминала. Дайте угадаю: вы бывший партийный работник?

— Да. А как вы…

— Случайно догадался. Перейдем к делу: как насчет хороших комнат для этих богатырей, готовых доблестно ковать победы на земле челябинской?