Однажды в Челябинске. Книга вторая

Такими возбужденными, взъерошенными и несобранными я прежде хоккеистов не видел. Даже правильный Андрей Волчин потерялся в суете, словно обездоленный. Всюду гремели, шуршали, топали, шныряли, кричали, матюгались. Да невозможно за минуту ни улики скрыть, ни себя в порядок привести, размышлял я. Остается четверть минуты – возня явно разбудила людей снизу и сверху. Вещи летали только так. Кто-то шевелился сонно, не имея возможности попасть ногой в кроссовок, а кто-то летал по комнате, будто выжрал цистерну энергетика, чуть ли не на потолок запрыгивая. «Стоит, наверное, и комнаты проинспектировать? Нет, это лишнее, – думал я. – Надо же, вещи толком не разложили, а до бутылок дорвались!»

– Не спи!

– Надзиратель! Атас!

– Гоблин, сука! Ты чего сделал?!

– Прости!

– Помирать, так с музыкой, – раздалось из крайней комнаты.

Отведенное для приготовлений время заканчивалось, но переполох в номерах и не думал подходить к концу. Хаотичное движение из угла в угол продолжалось вместе с попытками припрятать или уничтожить улики вчерашней пьянки, а также натянуть штаны, носки и футболки, попытаться зубами схватить полотенца со спинок кроватей, удерживая при этом мыльные принадлежности подбородком или прочими частями неповоротливого тела. Такая неимоверная концентрация здорово отрезвляет и бодрит спортсменов, а мне служит отличнейшим лекарством от сна. Пора завязывать с балаганом.

– Все! Время!!! – крикнул я – меня услышали даже на улице.

Тут же в холл высыпали 16-летние пацаны, надежда магнитогорского хоккея – одной толпой, словно во время беспорядков, кто во что горазд. Парни выстроились в три шеренги и уставились прямиком на стену или на затылки одноклубников впереди, лишь бы не встречаться с моим разъяренным взглядом. Холл превратился в импровизированный плац. Хоккеры как смогли построились по-армейски в надежде, что я не замечу ничего странного. Однако я знал неимоверно много. Со своего места я видел и шесть пар глаз тех, кто отличился больше остальных.

Отметив такую покорность, я ощутил некоторый прилив задора: «Сейчас-то я оторвусь по полной».

Я с важным видом неторопливо прошелся вдоль первого ряда. Чего я только там не увидел. Картина передо мной одновременно смешит и пугает – будто маленькую комнатушку обклеили обоями тысячи видов и цветов. Бросились в глаза футболки наизнанку, штаны шиворот-навыворот, разная обувь на ногах, свисающие или разорванные треники, шорты, майки – в основном чужие, поскольку кому-то они тесны, а на ком-то и вовсе смотрятся как мешки. На головах красуются набекрень кепки, шапки, шлемы в качестве несуразных попыток скрыть взъерошенные волосы, которые можно уложить лишь путем их полного сбривания. Некоторые особо креативные на славу потрудились над образом за одну-то минуту: видимо, ночевали не там, где положено. На то, что легли не по разнарядке, еще можно закрыть глаза. Так вот, эти кадры соорудили себе из пододеяльников, наволочек, простыней и полотенец утренние костюмы – как из Древней Греции. Но давайте по порядку…

– Чем лучше вечером, тем хуже утром. Так, кажется, в народе говорят? И не надо такие гримасы строить, будто вы не сечете.

– Так ты…

– Я никому слова не давал, – заткнул я Никиту Глыбу. – А кто скажет «доброе утро», того убью на месте, – заложил руки за спину я. – У меня плохой день на протяжении нескольких месяцев, а тут еще вы.

– Ясно теперь, чего ты ходишь вечно такой кислотный.

– Отставить разговорчики! На себя лучше повнимательнее взгляните сейчас. У каждого голова будто декоративное приложение к жопе. Выпускной год, во что вы превратились?! А я не зеркало, чтоб вас пугать, – я искал, с кого начать разнос, который должны стерпеть все без исключения (провинились ведь). Накипело. – Если выглядите как свиньи, это не значит, что нужно вести себя по-свински.

– Да ладно тебе, Петь, – махнул рукой Богатырев весь в белом, – будь проще!

– Прям как ты, Серега?! – ответил я. – Ты уже прост настолько, что к тебе микробиологи в очередь выстроились, – по рядам прошел редкий смешок. Я подошел к Сергею вплотную и поинтересовался. – Скажи на милость, у тебя под простыней что-нибудь есть?

– Есть, – гордо заявил Богатырев, придерживая пододеяльник, завязанный на груди.

– Я про трусы, идиот.

– А-а, тогда нет.

– Что ж, ты отправишься…

– На хуй? – предположил Митяев откуда-то с дальних рядов.

– Нет. Сергей пойдет умываться первым. А затем снимет весь этот позор, но не в комнате, а в коридоре, чтоб еще кого-нибудь не заразить своей тупостью.

– Будет исполнено, – заявил неунывающий Богатырев, не отводя глаз от невидимой точки на стене. Я повернул голову и убедился, что на ней ничего нет.

В холл, запыхавшись, влетела бригада, расселенная этажом ниже: Пирогов, Акмальдинов и Зленко выглядели ухоженными и бодрыми, чем разительно отличались от остальных.

– А вот и наши сони подоспели, – всплеснул руками я. – И как понимать ваше опоздание?!