Однажды в Челябинске. Книга вторая

– Почему он связан? – взглянул на лежащего Филиппова я. – И почему в его ротовой полости носки?

– Это кляп, – пояснил Глыба.

– Это не подводит нас к разгадке, – намекнул я, размышляя о том, что Филиппов, видимо, всех хотел сдать, но не тут-то было.

– Привязали его. Фанат ролевых игр, видите ли. С садомазо завязал, коль травмировался, – хохмил Брадобреев, хотя и сам в шоке от увиденного.

– С кем же он хотел поиграть? Сам с собой? Или с тобой, Брадобреев?

– Свят, свят, свят.

Я посмотрел на Короткова:

– Твоя версия.

– Буянил.

– Смысл ему буянить? Газировкой отравился?

– На Бречкина кидался.

– Понимаю его, – ответил я.

В разговор включился и сам Леша Бречкин:

– Елизаров, ты вроде что-то там говорил: мол, устал и все такое. Может, тебе реально отдохнуть, съездить куда-нибудь? В челюсть, например?

– Ясно, – взглянул на него я. Медальон Бречкина лежал у меня в кармане. – Дима, Никита, приведите Филю в чувство. А то Степанчук расстроится. Остальных прошу обратно в холл – нужно перетереть кое-что, – все недвусмысленно переглянулись.

Спустя некоторое время Глыба с Коротковым достучались до спящего Антона и освободили его от оков. Парень спокоен как удав (в отличие от ночи) и искренне не понимает, почему его связали. Говорит, что ни черта не помнит, а голова трещит как после рок-концерта: либо врет (подумал о содеянном и отложил месть Бречкину на потом), либо зелье Озерова в алкоголе так на него подействовало.

– Степан, ты чего тоже в кепке? – спросил я. – Зима на дворе.

Глаза Степы театрально округлились.

– Ты не понимаешь, – он схватился за головной убор. – Это кепка-невидимка.

– Да ты что?! Я ж тебя вижу.

– Вот падла, испортилась, – выкрутился Кошкарский.

– Находят же детей в капусте, да? А тебя сегодня нашли под кроватью, завтра найдут за домом, послезавтра – за гаражами или в парке. Завязывай бухать.

– А как же аисты, которые детей приносят?

– Чибриков, твой аист, видимо, скинул тебя с очень большой высоты.

– Постой-ка, – опомнился Волчин, – ты в курсе, что мы…

– Даже слабоумный при взгляде на вас догадается, что вы вчера кутили. А некоторые, – я взглянул в сторону беглецов, – позволили себе лишнего.

Договаривать и не нужно.

– Так вы все-таки свалили в клуб?! – предъявил Митяеву и его отчаянной компании насупившийся Патрушев.

– Отмечают и пьют обычно после успешно выполненного дела, а не перед ним. У вас на носу ответственная игра, а вы хорошенько так залили себе томный вечерочек без причины. Ну кто вы после этого? Я никого не оправдываю. Соглашусь, что иногда мы принимаем решения, от которых тараканы в голове аплодируют стоя. Речь не только о пьянке, а о кое-чем посерьезнее. И абсолютно у всех злостное нарушение режима – ему нет оправдания.

– Я спал как убитый. Никогда прежде так не высыпался, – объяснился Зленко, будто в отрыве от остальной команды. Многие не оценили.

– Из вас троих команды не построишь.

– Знатная шайка бы вышла: худшие из худших, – шепнул Смурину Бречкин.

– Остальным за демарш самого сурового наказания мало, – продолжил я. – Кому вы нужны такие пустоголовые и несобранные, будь вы хоть 100 раз лидерами первенства? Там, куда вы метите, некому будет с вами цацкаться. Один лишь я с вами бьюсь об стенку который месяц. И все ведь ради благой цели, как вы не поймете? Ради вас, дебилов. Чтоб не было неприятностей. А вы взяли и создали их. На ровном месте. Вы хоть понимаете, что за этим может последовать? Так недолго и из команды вылететь.

Все молчали.

– Мы и тебя хотели пригласить, – произнес Смурин.

Интересно, что бы я ответил на такое экстравагантное предложение, если бы оно поступило вечером?

– Это шутка?

– Людей часто приглашают, чтобы посидеть в компании, отметить, побазарить, – объяснил Соловьев. – Своих типа.

Я печально усмехнулся. Неужели такое и взаправду могло произойти? Тогда бы я не стал ничего никому доказывать. Все бы пошло совсем по другому сценарию. Неужели меня наконец признали? С другой стороны, предложения ведь так и не поступило. Да и не факт, что я бы принял его.

– Чувствуем потребность извиниться, – говорил за команду Чибриков. – За все, что произошло.

– Даже не представляешь, как этого чудовищно мало, – вздохнув, произнес Митяев вместо меня. Он все прекрасно понимает.

В каждом в то утро сидела толика сожаления – даже у тех, кто всю ночь дрых.

– После такой ночки, Богдан, потребностей вообще никаких быть не должно, – ответил я.

– Покурить если только, – неуместно хохотнул Брадобреев.

– Я тебе сейчас устрою! У кого еще какие предложения?

– М-да, проблема.

– Есть один путь, – ответил Андрей Волчин, тщательно все взвесив, – лечь на рельсы. И все проблемы исчезнут сами собой.

– Дельное предложение от капитана.

– Степанчук нас в порошок сотрет.

– И это по-божески, – отреагировал я.

– Когда же нам сдаваться с потрохами? – поинтересовался Волчин.

Многие понимали, что последствия могут негативно отразиться не только на хоккее, отчего на душе у каждого бушевал сильнейший ураган, особенно у тех, чьи шалости замять не получится.

– Никогда, – заявил я, выкинув главный козырь.

– В смысле?

– В прямом.