Однажды, в давние времена…

– Да нет, в общем… Но на людях мне ж всё равно на «вы» к тебе придётся. И выглядит, будто мы нехорошее что-то делаем… Ну да чёрт с ним, – Андрей отвернулся от окна, на его губах опять заиграла знакомая ей фрондёрская улыбочка. – Я тут что ещё сказать хотел. Ты не подумай только, пожалуйста, что я тебя критикую… – он сделал картинную паузу, – но не кажется ли тебе, что ты слишком много о себе воображаешь? Решила с чего-то, что я у тебя на поводу иду – когда на самом-то деле всё ровно наоборот. Вот давай вместе на факты взглянем. Сигареты мне простила – это раз. Шмотьё погладила – два. Всё бросила и к морю за мной потащилась – три в превосходной степени. Ну как, логично?

– Ах вот ты, оказывается, какой коварный, – Катя облегчённо рассмеялась: похоже, отношения их наладились окончательно. – Учту на будущее. Так после завтрака – куда?

– Не знаю, куда хочешь.

– Тогда, может, не будем на этот раз от коллектива отрываться?

– На пляж, в смысле? Пошли. Только тебе б… это…

– Чего?

– Ну, с рукавами чего-нибудь, надеть потом. Я прошлый раз, когда в Крыму с предками был, в первый же день сгорел. Плечи особенно.

Она критически взглянула на свои чисто символические бретельки.

– Век живи… Так я наверх тогда, собрать всё и переодеться. Ты меня подождёшь?

– Подожду. Мне ещё шапку сделать надо, – Андрей достал из-под себя вчерашний номер «Труда».

– Ага. Так, значит, и запишем, – с обличительной миной на лице констатировала Катя. – Спёр общественную газету.

– Экспроприировал. В пользу нуждающихся. Ладно, иди уже, иди, не мешайся. Я тебя в вестибюле ждать буду.

* * *

Но долго скучать в одиночестве Андрею не пришлось. Не успел он выйти в вестибюль и прислониться к ближайшей стенке, как к нему подскочил какой-то жизнерадостный толстяк, представившийся Всеволодом Илларионовичем, соседом напротив. И тут же сообщил, что отдыхает он здесь вместе с супругой, Людмилой Игнатьевной, выставившей его сейчас из номера, чтобы не отвлекал – а заодно и бросить письмо её сестре Тамаре. Прервать этот словесный поток не представлялось ни малейшей возможности и, вздохнув в душе, Андрей запасся терпением, вежливо кивая время от времени головой.

– Всеволод Илларионович, – воспользовался он паузой, когда тот наконец остановился перевести дух, – я вчера прослушал, похоже. Вы не в курсе, вход здесь во сколько закрывают?

– Ах, ну да, ну да, помню, как же, конечно, помню – опять радостно завёлся сосед, – вы же оба вчера ушли рано. – Тон его сменился на озабоченный. – Что-нибудь стряслось?

– Нет-нет, ничего, всё в порядке. У Екатерины Максимовны неожиданно голова разболелась, – брякнул Андрей первое, что пришло на ум, – вот она и решила на свежий воздух выйти.

– Ах, как жаль, как жаль, – распричитался Всеволод Илларионович, – было так весело, прекрасный вечер. Но ваш вопрос. В одиннадцать, mon ami, в одиннадцать. А открывается в семь, когда персонал приходит. Ночью сторож есть, если вдруг чего, но его ж, небось, не добудишься – ха-ха-ха! Ах, и вот же ещё что, – он взял Андрея под руку и подвёл к столу в углу. – Карту берите, сразу парочку – себе и Екатерине Максимовне. Людочка сказала, она учительница ваша? Очень хорошо, очень хорошо. Людочка так прямо и сказала: нечасто встретишь сегодня такую похвальную заботу о подрастающем поколении.