Читаем Однажды в Голливуде полностью

Рик смеется над шуткой Стива. Подумав, Маккуин продолжает:

— Вообще-то я вроде помню, что за нашей первой партией наблюдал весь бар. — Маккуин показывает на него. — Ты выиграл. И вторую партию смотрела уже только половина бара, — он показывает большим пальцем на себя, — ее выиграл я, — а потом он смеется, вспомнив: — А на третью игру всем уже было наплевать.

Растроганный Рик кивает. «Помнит».

— Но я уже забыл — кто выиграл третью партию? — спрашивает Маккуин.

— Никто, — отвечает Рик. — Мы так и не доиграли. Тебе надо было уходить.

Маккуин понимает, что это значит: скорее всего, он проигрывал.

Затем к «Порше» Маккуина подъезжает еще одна машина, направляющаяся на вечеринку Шэрон, и подводит их воссоединение к концу. Оба оглядываются на машину, затем опять друг на друга.

— Так ты живешь там? — Маккуин показывает на дом Рика.

— Ага, — отвечает Рик.

— Что ж, может, однажды я к тебе постучусь, и мы пойдем в «Барни», доиграем ту партию.

Рик знает, что этому не бывать, но ему это приятно слышать.

— Было бы здорово, — и добавляет от всей души: — Рад был повидаться, Стив.

— Я тоже. Береги себя, — затем Стив поворачивается к домофону перед домом Полански и нажимает на кнопку.

— Алло? — раздается из динамика голос Шэрон.

— Это я, детка, открывай, — говорит Стив в микрофон.

Ворота открываются. Машина Стива и следующая за ним въезжают и исчезают из виду.

Рик стоит с пивной кружкой, диктофоном и садовым шлангом, глядя, как закрываются ворота перед резиденцией Полански. Делает большой глоток «Виски сауэра». И тут слышит, как в доме звонит телефон.

«Кому я, блядь, понадобился в полночь?»

Он плетется на кухню и берет трубку со стены.

— Алло? — говорит он.

— Рик? — слышится женский голос на другом конце линии.

— Да?

— Ты учишь слова? — спрашивает голос.

«Какого хрена?»

— Это кто?

— Это Труди. Ну, знаешь, Мирабелла с работы. Искренне удивленный, Рик спрашивает:

— Труди? Труди, ты знаешь, который час?

Она ворчит на другом конце провода:

— Глупый вопрос. Конечно, я знаю, который час. Я не ложусь, пока реплики не отлетают от зубов. Я не верю в чушь про то, что слова надо учить днем. Особенно в случае телевидения. Но ведь непохоже, чтобы я тебя разбудила, верно?

— Не разбудила, — признается он.

— Ну и в чем проблема?

— Ты сама знаешь в чем. — В его голос вкрадывается раздражение. — Твоя мать знает, что ты звонишь?

Труди хохочет в трубке:

— К десяти сорока пяти моя мать опустошает три-четыре бокала шардоне и обычно дрыхнет с открытым ртом на диване перед включенным телевизором, пока ее не разбудит гимн под завершение вещания и не отправит в спальню.

— Труди, не звони мне в такое время, — настаивает Рик.

— Имеешь в виду, что это неприлично?

Это неприлично.

— Хватит менять тему и ответь на вопрос.

— Какой вопрос-то?

— Ты учишь слова?

— А. Ну, вообще-то, маленькая мисс Всезнайка, учу.

— Ну конечно, — с сарказмом говорит она.

— Правда! — настаивает он.

— Небось смотришь «Джонни Карсона», — пренебрежительно отзывается она.

— Не смотрю. Я учу гребаные слова, сучка ты мелкая!

Лишившись самообладания и назвав ее сучкой, в ответ на другом конце линии он слышит только девчачий смех. И тогда из-за ее хихиканья хихикает и сам.

Тут посреди хихиканья она спрашивает:

— Так ты учишь нашу сцену?

— Да.

— Я тоже, — говорит она и спрашивает: — Хочешь порепетировать вместе?

«Ладно,— думает он, — это зашло слишком далеко».Пора поставить эту хулиганку на место.

— Слушай, Труди, я правда думаю, что нам с тобой нехорошо разговаривать по телефону в полночь, когда твоя мама ничего об этом не знает, — честно говорит он.

— Ты ведешь себя так, будто завтра утром я проснусь и отправлюсь в маленькую красную школу, — с бесконечным терпением отвечает Труди. — Я буду работать с тобой. И мы будем снимать эту сцену. Ты не спишь, я не сплю. Ты разучиваешь сцену, я разучиваю сцену. Ну, — предлагает она, — так давай разучивать вместе. Тогда завтра мы придем на работу, там никто не знает, что мы подготовились, а мы их сразим! — А потом, почти поддразнивая, она добавляет: — Знаешь, Рик, нам платят не просто за то, чтобы мы сыграли. Нам платят за то, чтобы мы сыграли на пять.

«А эта кнопка дело говорит. В смысле она же просто коллега по сериалу. И судя по тому, как Сэм отреагировал на нашу последнюю совместную сцену, если завтра мы придем во всеоружии, то и вправду их сразим».

— Ты будешь по памяти? — спрашивает он девочку.

— Думаю, да.

— Да, я тоже. Ладно, мелкая, ты начинаешь.

Труди на другом конце провода вдруг меняет голос, чтобы передать избыточно драматическое напряжение Мирабеллы — травмированной жертвы похищения.

— Что вы намерены со мной сделать?

Меряя кухню шагами в своем красном шелковом кимоно, Рик делает большой глоток «Виски сауэра» из кружки и переходит на ковбойский диалект Калеба Декото:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов

Большие социальные преобразования XX века в России и Европе неизменно вели к пересмотру устоявшихся гендерных конвенций. Именно в эти периоды в культуре появлялись так называемые новые женщины — персонажи, в которых отражались ценности прогрессивной части общества и надежды на еще большую женскую эмансипацию. Светлана Смагина в своей книге выдвигает концепцию, что общественные изменения репрезентируются в кино именно через таких персонажей, и подробно анализирует образы новых женщин в национальном кинематографе скандинавских стран, Германии, Франции и России.Автор демонстрирует, как со временем героини, ранее не вписывавшиеся в патриархальную систему координат и занимавшие маргинальное место в обществе, становятся рупорами революционных идей и новых феминистских ценностей. В центре внимания исследовательницы — три исторических периода, принципиально изменивших развитие не только России в ХX веке, но и западных стран: начавшиеся в 1917 году революционные преобразования (включая своего рода подготовительный дореволюционный период), изменение общественной формации после 1991 года в России, а также период молодежных волнений 1960‐х годов в Европе.Светлана Смагина — доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник Аналитического отдела Научно-исследовательского центра кинообразования и экранных искусств ВГИК.

Светлана Александровна Смагина

Кино