Однажды в Голливуде

— Что-то происходит, — передает Змея. — Девчонки странно себя ведут, а гаваец показывает на дом.

— Бляха-муха, так вот и знала, — говорит Пискля.

Клем, пацан из «Семьи» со сколотым зубом, спрашивает у Пискли:

— Мне с ним разобраться?

— Не сейчас, милый, — по-матерински улыбается Пискля. —Я справлюсь.

— Ой блин, — говорит Змея.

Хотя Пискля и так знает ответ, она все равно спрашивает:

— Чего?

— Гавайский мужик идет сюда, — с тревогой говорит Змея.

Пискля выпрямляет раздвижное кресло, поднимается со своего трона и идет на кухню, чтобы посмотреть, что там видит через дверь Змея. И теперь сама наблюдает, как мужик в гавайской рубашке в одиночку идет к лестнице, ведущей к их двери.

Пискля закусывает губу и думает: «Это что еще за хрен ?»

Потом бросает остальным детям:

— Ладно, ребят, сдристните. Сама справлюсь с уебком.

Пока Пискля ждет у экранной двери, остальные гуськом выходят из дома и спускаются по лестнице мимо приближающегося незнакомца в гавайской рубашке.

Все смотрят на него косо. Как только из дома выходит последний, Пискля возвращает крючок двери в металлическую петлю.

Гаваец поднимается по лестнице, пока не оказывается по ту сторону грязной двери — прямо перед Писклей.

— Значит, это ты здесь мама-медведица? — спрашивает он добродушно.

Пискля думает ответить ему саркастичным «алоха», но решает, что это слишком уж располагает к беседе. И тогда говорит резко и нервно, будто треск ветки:

— Могу чем помочь?

Гаваец сует руки в задние карманы и пытается наладить контакт:

— Надеюсь. Я старый друг Джорджа. Думал, заеду и поздороваюсь.

С двумя фарами, которые у нее вместо глаз, она обращает на чужака в гавайской рубашке полную силу своего пронзительного, вытаращенного, неморгающего взгляда.

— Очень любезно с твоей стороны. К сожалению, ты выбрал неудачное время. Джордж сейчас дремлет.

Гаваец снимает солнечные очки:

— Да, вот ведь неудача.

— Как тебя зовут?

— Клифф Бут.

— Откуда знаешь Джорджа?

— Я каскадер. Я здесь снимал «Закон охоты».

— Это что?

Гаваец посмеивается.

— Вестерн-сериал, который мы тут раньше снимали.

— Да что ты говоришь.

— Говорю, — он тыкает большим пальцем себе за спину, на вестерн-городок, — что меня состреливали с седла на каждом дюйме этой главной улицы. Что я падал в стога сена с крыши каждого дома. И что слишком часто пробивал головой окно в кафе «Рок-Сити».

— Правда? Как интересно. — Ее пронзительный взгляд прожигает чужака так, что позавидовал бы и Ральф Микер, любивший зыркать во время своих сцен.

— Я, понятное дело, не хвастаюсь, — говорит гаваец, — просто поясняю, что я тут не впервой.

С бесстрастными властными манерами патрульного на шоссе Пискля спрашивает:

— Когда ты в последний раз видел Джорджа?

Тут посторонний осекается, ненадолго задумывается.

— О, дай-ка подумаю, э-э... где-то... а, лет восемь назад.

Наконец в уголки ее губ вкрадывается улыбка.

— А, прости. Я и не поняла, насколько вы с ним близки.

Гаваец, поклонник откровенного сарказма, смеется.

— Ну, когда он проснется, — сообщает она, — я скажу, что ты заходил.

Гаваец опускает глаза, для эффекта снова надевает темные очки, потом поднимает голову и смотрит через дверь на ее веснушчатое лицо.

— Ну, мне бы очень хотелось ненадолго зайти сейчас, раз уж я заехал. Я проделал долгий путь и правда не знаю, когда меня занесет сюда в следующий раз.

— О, я понимаю, — с напускным сочувствием говорит Пискля. — Но, боюсь, это невозможно.

— «Невозможно», — удивленно повторяет Клифф. — Почему это «невозможно»?

Пискля выпаливает на одном дыхании:

— Потому что в субботу вечером мы с Джорджем любим посмотреть телевизор: «Шоу Джеки Глисона», «Шоу Лоуренса Уэлка» и «Джонни Кэша». Но в такое позднее время Джордж засыпает. Поэтому я отправляю его проспаться сейчас, чтобы не обломаться с совместным вечерним просмотром.

Гаваец улыбается и снова снимает очки:

— Вот что, Веснушка, я все равно войду. И собственными глазами погляжу хорошенько на Джорджа. И вот это, — он стучит по экрану прямо перед носом Пискли, — меня не остановит.

Пискля и гаваец по разные стороны пыльной кухонной двери начинают игру в гляделки, и тут она вдруг отчетливо моргает.

— Да пожалуйста.

Затем с шумом снимает крючок, поворачивается к гавайцу спиной, идет в гостиную и снова шлепается в кресло, откидывает спинку, берет пульт и делает телевизор погромче.

Она обращает все внимание на черно-белый телевизор, стоящий на другом, поломанном «Зените» в корпусе из дерева. На экранчике как раз скачут по сцене Paul Revere and The Raiders, исполняя свою песню «Mr. Sun/Mr. Moon».

Если Джорджа надо уговорить что-то сделать, Пискля обычно справляется. Но когда надо убедить слепого скупердяя отслюнявить деньги на цветное телевидение, оказывается, что и у силы ее убеждения есть пределы.

Она слышит, как скрипит ржавая петля, когда входит гаваец. Не оборачивается, но слушает, как он идет в гостиную.

— Где его спальня? — спрашивает он.

Она показывает босой ногой в коридор.