Однажды в Хорс-тауне

Книголюб в последний раз выглянул в окно, подхватил с полки саквояж и покинул купе. В коридоре он столкнулся с давешней семьей. Женщина вновь стала благодарить его за чудесное спасение мужа, тот смущенно бурчал что-то вроде: «Будете в наших краях, заходите» — и хлопал книголюба по плечу, а светлый мальчишка стеснялся и прятался за спины родителей.

Проводница, увидев книголюба, заулыбалась. Тоже поблагодарила — сказала, что давно не видела таких мужественных людей и что клятва Гиппократа, как выяснилось, вовсе не пустой звук.

Распрощавшись со всеми, мужчина спрыгнул со ступенек на землю и, поправив съехавшие на кончик носа очки, двинулся к джентльмену с газетой, сидевшему на лавке посередине платформы.

— Добрый день.

— Что? Ах, простите! — мужчина поспешно отложил газету, вскочил и протянул книголюбу руку:

— Добрый день, доктор Харвис.

— Ради Бога, Майкл, зовите меня просто Курт, — поморщился тот, пожимая руку. — Терпеть не могу, когда друзья зовут меня по фамилии!

— Учту, — пообещал Майкл. — Позвольте помочь вам с саквояжем.

— Да вы что, с ума сошли, мой добрый друг? Вы что же, устроились носильщиком на вокзале? Мне вполне по силам нести мой багаж, и бросьте эти ваши штучки! — доктор погрозил товарищу пальцем.

— Извините, до… Курт. Я просто стараюсь быть любезным. Нечасто вы посещаете наши края.

— Доселе не было необходимости.

— Да уж… Впрочем, о работе пока рано. Скажите лучше, как вы доехали? Без эксцессов?

— Почти, — ответил Харвис. — Вчерашним вечером мне довелось разобраться с одним наглым диббуком,[1] выбравшим жертвой мужчину из соседнего купе. Пришлось усмирить его именем Соломона.

— Что вы говорите? Диббук? — изумился Майкл. — Не может быть! И что же, имя Соломона все еще на них действует?

— Не совсем. Мне пришлось добавить кое-что от себя, чтобы дух отпустил несчастного. Ах, ну до чего же они настойчивые! Впрочем, при этом — чересчур прямолинейные. Так что никаких сложностей не возникло.

— Однако, судя по всему, твари эволюционируют. Одного имени им уже мало.

— Ну а что вы хотите? Всяк развивается, чтобы выжить. Дарвинская теория естественного отбора в действии, вне зависимости, о ком мы говорим — о ящерице, человеке или духе.

— Вы как всегда правы.

— Хватит тешить мое самолюбие, Майкл. Вы и сами это прекрасно знали.

— Всегда приятно услышать мудрые слова от того, кого считаешь своим учителем.

— Вы вгоняете меня в краску. Право, ваши похвалы излишни. Лучше расскажите, что интересного с вами произошло со времен нашей последней встречи…

Двое мужчин, тихо беседуя, покинули перрон.

Проводницы закрыли двери и отправились обедать.

Глава 2 Прекрасный цветок «Жасмина»

Еще один день по старой традиции начался мигренью. Сыщик с трудом открыл глаза и несколько секунд внимательно изучал комнату, в которой ему довелось заснуть. Убедившись, что это его дом, а не мусорный контейнер, он перевернулся на другой бок и снова зажмурился.

Только через пару минут пришло осознание нового дня. Осознание того, что пора подняться с кровати, открыть банку пива и закурить, глядя в окно на сонный город.

Хорс-таун невероятно скучен в любое время суток, но утро чем-то нравилось Винсу. Он любил смотреть на заспанных людей, неуверенными движениями поворачивавших ключи в замках, полуобнаженных молодых девиц, которые, разместив бюсты на подоконнике, дымили тонкими дамскими сигаретами. Кто-то в сердцах бил по капоту, обнаружив, что за ночь его машина лишилась магнитолы или колес, кто-то спотыкался и ронял дипломат с бумагами в лужу. Частенько застежка не выдерживала, дипломат раскрывался, и бумаги устремлялись прочь с порывом холодного осеннего ветра, провожаемые проклятьями и криками.

Утром можно было увидеть настоящие лица людей. Не те маски, которые они наденут чуть позже, оправившись ото сна, а их всамделишные физиономии, отмеченные печатью усталости и раздражения. Не замазанные дешевым гримом и не стянутые нелепым официозом.

Наверное, за это Винс и любил утро.

Потому что иных причин его любить попросту не было.

Он в очередной раз — в который уже? — открыл банку довольно мерзкого «Натурала», сделал несколько больших глотков, поставил на подоконник и взял открытую пачку сигарет со стола. Прикурив от именной зажигалки, затянулся, зашелся кашлем и, после нескольких ударов кулаком в грудь, снова затянулся.

И смотрел, смотрел, стараясь не упустить ни одного движения за окном.

Сегодня был самый разгар рабочей недели — среда. Своеобразный пик. У кого-то — самый долгий день недели, у кого-то — такой же, как и все остальные, но «черт, до выходных еще двое суток!»

Только Винсу было глубоко наплевать, какой сегодня день — суббота, вторник или День Благодарения. Если работа имелась, он работал и в праздники. Если нет — целыми днями сидел у телека и пересматривал старые матчи «Лейкерс». Он уже наизусть знал стенограммы знаменитых сражений восьмидесятых между его любимыми «озерниками» и ненавистными «кельтами», мог без запинки рассказать статистику Мэджика в победных для лос-анджелесцев финалах.