Однажды в Лопушках (СИ)

— Не привык, наверное. Изначально было проще. У д’харэ иные обычаи. Младшие служат старшим. Это долг. И великая награда, — он прижал ладонь к груди. — Мой… отец никогда не требовал служения, но моя суть мешала воспринимать его иначе.

— Ага… — огонь в глазах Верещагиной погас. — Ты и дальше…

— Нет. Мы говорили. Мой долг исполнен. Я не чувствую его больше. А привычка осталась… у д’харэ привычки возникают так же легко, как и у людей, — мне показалось, он усмехнулся. — Отец… сказал, что старый договор еще действует. Император помнит о нем. И храм… его захотят изучить, но дозволять ли изучение — решать хранителям.

— Мама дозволит, — Линка почесала нос. — Да и восстанавливать бы надо. Там все стены переломаны.

— Я не специально! — воскликнула Верещагина. — Я… я вообще плохо себя помню. То есть, помню-то все преотлично, но… это не я!

— В тебе живет дух Бадб неистовой. Дитя битвы…

— Да какое из меня дитя битвы! — Верещагина возмутилась. — Господи… я маме никогда возразить не умела! А тут же… хотя…

Она поглядела на меня искоса, вздохнула и сказала:

— Извини. Я… я должна была отказаться участвовать во всем этом. Но мама… ты не знакома с моей мамой. К счастью.

Она вздохнула еще более тяжко.

А я подумала, что если так, то хорошо, что я не знакома с мамой Верещагиной.

— Если хочешь, я помогу составить апелляцию. И признаюсь в подлоге… пусть будет скандал.

— Будет, — согласилась Линка. — И признаешься, как миленькая… ты уже ведь все решила, верно? До того, как в храм попала.

— Ну… не совсем. Я решила уехать. Надоело все… вечно я не такая, как надо! — она опять нахмурилась и сделала глубокий вдох. А потом поинтересовалась: — И что? Теперь вот так всегда будет? Мне ведь реально хочется за секиру взяться!

— Не берись, — сказала Линка.

— Не буду, но нервы лечить пора. С вами точно… — она тряхнула головой. — Думаешь, поэтому она… или потому, что больше некого взять было?

— Думаю, если покопаться в твоей родословной, кто-то из детей Дану в ней отыщется.

Верещагина открыла рот. Подумала. И закрыла.

— И… — осторожно поинтересовалась она. — Что теперь? Мне остаток жизни с секирой ходить? Притом думая, как бы не прибить кого ненароком?

Меня, к слову, этот вопрос тоже заинтересовал несказанно. Почему-то появилось такое вот нехорошее ощущение, что прибить Верещагиной захочется прежде всего меня.

— Вы суть воплощенная ярость богини, — спокойно произнес Игнат. — А стало быть, неподвластны суду человеческому.

Взгляд Верещагиной сделался еще более задумчивым. А мне поплохело. Выходит, если я, конечно, правильно поняла, что, если Верещагина кого-нибудь да прибьет, ей за это ничего не будет?!

Где справедливость, спрашиваю?!

— Только не вздумай с этим играть, — сказала Линка, словно мысли мои подслушавши. — С богиней не шутят.

Верещагина кивнула.

И доспех погладила.

— А он ничего… тепленький… маме вот позвонить надо, — последнее она произнесла тихо-тихо. Очевидно, что против родной матушки воплощенная ярость богини Морриган помочь не могла. — Я…

Верещагина поднялась, пошатнулась и с благодарностью оперлась на предложенную руку.

А я подумала, что, наверное, эти двое нашли друг друга.

Хорошо это?

Не знаю.

Главное, из палаты она выходила, ступая медленно и без обычного своего пафоса. А мужчина, что поддерживал Верещагину, смотрел на неё… в общем, наедине с матушкой ли, с яростью ли богини, но её точно не бросят.

А меня?

Вопрос застрял где-то в горле, и я обняла Ксюху. Так легче. А Ксюха меня. И всех нас обняла Линка.

— Ой, девоньки, — сказала она. — Мамка, как в себя придет… точно за ремень возьмется.

— Все же хорошо? — Ксюха нахмурилась.

— Да… как сказать… этот храм — место силы, и можно туда только посвященным. Я же не посвященная. Была. А теперь как?

— Теперь посвященная.

— А вы?

— И мы… и еще куча народу, — подозреваю, что договор там или нет, но храм этот изучат до самого распоследнего камушка. Скажут, мол, для реконструкции надобно.

— Никто ведь не пострадал… почти, — Ксюха погладила косу. — Олег говорит, что есть раненые, много, но тяжелых всего два человека, да и те не из наших. Оборотней выведут из комы…

И дядька Свят разозлится, не столько потому, что все вот так вышло, сколько от того, что защитить не сумел. Он всегда-то гордился тем, что оборотни деревню берегут.

А тут… не уберегли.

— Да ладно вам, — подал голос Васятка, до того сидевший настолько тихо, что я про него и забыть успела. Он же сунул вихрастую голову между мной и Ксюхой. — Добро победило! Теперь пожениться надо.

— Кому? — поинтересовалась Ксюха.

— Зачем? — уточнила Линка.

— Всем. Ну, чтоб как в сказке, — Васятка зевнул во всю ширь рта. — Марусь… я усталый, утро уже, а не спал, почитай. Хватит вам языками молоть, отдыхайте.

И на кровать повалился.

Вот ведь… иродище.

Глава 59 Где дела идут своим чередом

Женское счастье — это когда все дома и все спят.

Из неподслушанного разговора