Однажды в Лопушках

Раза этак в три-четыре. А то ведь что? Коридор тянется, тянется, потом поворачивает, и снова тянется, и опять поворачивает, плодит притом боковые ходы, в которые она пробовала заглянуть, но углубиться так и не решилась. В конце концов, это было неразумно.

— И все-таки, — в какой-то момент она устала идти, к тому же появилось стойкое ощущение, что это не коридор такой длинный, а она, Оленька, ходит по кругу. — И все-таки… героизм героизмом, но… мне бы выбраться…

Ей не ответили.

То ли древняя богиня посчитала свой долг выполненным, то ли решила, что подвиг Оленька должна совершить сама. Она бы и совершила. К злости добавилась прежде несвойственная Оленьке усталость. И еще секира эта так и норовит из рук выскользнуть, хорошо бы, если не на ногу. Собственные ноги Оленьке были дороги.

Но вдруг потянуло свежим воздухом.

Оленька даже крутанулась, пытаясь понять, откуда тянет-то. Из бокового прохода? И… идти? Или… если уж она в прямом коридоре заблудиться сумела.

— Да аккуратней! — голос раздался так близко, что Оленька вздрогнула и прижалась к стене. Правда, надежды, что тот, который говорил, вдруг возьмет и не заметит фигуру в древних доспехах да с секирой, было немного. — Тащи давай…

— Жутко тут.

— Древний храм все-таки, — важно ответили, и этот голос Оленька узнала. А узнав, едва не запищала от радости, правда, та, быстро вспыхнувшая, столь же быстро и угасла. — Аккуратнее! Кладите их туда.

Их?

И зачем класть?

И вообще, откуда Синюхину взяться в этом храме? Причем он точно знает, что это место — храм, причем древний. А стало быть…

— Остальные где? — и говорит так… жестко.

Непонятно.

— Так…

— Ирбиса проверьте, не хватало еще, чтобы до срока очнулся.

Оленька сглотнула.

— Потише, некромант недоделанный… — пробурчал кто-то.

И Оленька выдохнула.

Это все та же иллюзия, пусть не оптическая, но эта, слуховая или как её там. Главное, что, кто бы ни говорил, он, точнее, они, находятся не рядом, а за стеной. И стена эта высока, надежна, а стало быть, если Оленька будет вести себя тихо, то её не заметят.

Правда, почему-то эта мысль показалась на диво неправильной.

— Что? Надо, чтобы заметили?

— Потише, друг мой, — а вот и еще один, этого Оленька тоже не знала. — Стоит ли распылять гнев свой на людей, что слишком примитивны, чтобы понять всю важность твоей работы.

Вот…

Она оторвалась от стены и, оглядевшись — вокруг мало что изменилось, — осторожно двинулась к проходу. Тот раскрылся навстречу уютной темнотой.

Надо…

Потихоньку.

— Времени мало, — проворчал Синюхин. А ведь полное ощущение, что разговаривает… да прямо здесь и разговаривает. Или не здесь?

Оленька остановилась.

А если…

Нет, заклинание почуют. Синюхин ведь талантливый засранец, чем и привлек матушкино внимание. Но… но засранец.

Точно.

Вон, и секира согласна, уже не то что вырваться не желает, но к рукам прилипла, будто опасаясь, что Оленька её возьмет да выпустит. Ага… еще чего! Она погладила широкий клинок и сразу почувствовала себя уверенней.

— И собрано всего ничего… оборотни — это хорошо, но мало! Нужна большая кровь! И маги… вы обещали, что маги будут!

— Будут несомненно, — сказал тот, другой.

А коридор длился и… и стена его, расписанная все теми же рунами, уже не казалась сплошною. На этой стене будто светились желтые точки.

Дырки!

Как Оленька не поняла-то сразу? Поэтому и слышно все так… и не только слышно. Она попробовала приникнуть к одной из дыр и зажмурилась: с той стороны был свет и довольно-таки яркий.

Так, надо закрыть глаза и снять наговор.

Не магией, но усилием воли. Ведьмы такое могут. И Оленька сможет. И… и получилось! Не сразу, но все-таки получилась! Может, она, Оленька, и не гений, но…

…пещера.

Или зал?

Или пещера, из которой сделали зал? Это предположение показалось Оленьке самым правильным. Она даже кивнула для верности. Так и есть, некогда здесь была пещера, а потом её превратили в часть храма. Своды стесали, украсили рунами… жаль, что она так безответственно относилась к «Руническому письму», глядишь, могла бы прочесть.

Хотя… кельтские руны читали отдельным курсом, факультативным. Вот знала бы Оленька, что пригодится… в жизни ни в какую экспедицию не поехала бы.

— Что поделаешь, — произнесла она шепотом. — Ну не героиня я!

Шлем сполз на глаза, и пришлось поправлять.

— Пока вы можете начать процесс подготовки…

Тот, кто говорил, был молод.

И хорош собой. До того хорош, что Оленька взяла как-то вот и узнала. Потемкин! И главное ведь, их друг другу представляли, и она даже подумывала, что вот с ним-то могла и жизнь прожить.

Вот… дура.

— …поскольку сам процесс займет определенное время, и мы успеем доставить основные позиции, — говорил Потемкин равнодушно, хотя всем видом своим демонстрировал преогромное уважение, почтение даже, которое к собеседнику испытывает.

Лжец.

Но чтобы понять это, нужно знать правила светских игр. Синюхин не знал, а потому грудь тощую выпятил, губу оттопырил, нахмурился, важности нагоняя.

— Еще рано!

— А поздно не будет? — в словах Потемкина скользнула насмешка.