Однажды в мае

— Я не говорю, что такую же до последней мелочи. Я три года без работы ходил… объедки в кафе подбирал. Безработицы и всякие там ночлежки да трущобы никому не нужны. И полицейские тоже! Я раз в жизни пошел на демонстрацию — они на нас так с дубинками наскочили, я еле ноги унес. В то время я был социал-демократом.

Пан Бручек, услыхав о полицейских, беспокойно заерзал.

— Да у нас, у полицейских, — сказал он вдруг, — хлеб тоже не сладкий был. Из-за демонстраций этих сколько я неприятностей натерпелся, а получал гроши. Надо вам сказать — не будь социал-демократов, я бы и в полицейские-то не попал. Меня в полицию сразу после войны социал-демократы сунули.

Лойза Адам громко расхохотался и злобно сказал:

— Э, черт побери, хороша же была демократия! Выходит, по приказу свыше социал-демократы избивали друг дружку. Может, тебе хочется повторить? «Прошло с огромным успехом», как пишут в афишах кинобоевиков.

Вагоновожатый только вздохнул.

Испанец усмехнулся и дружески шлепнул его по колену:

— А что ты думаешь, республика без ночлежек и трущоб нам с неба свалится? Ну нет, чтобы создать республику без них, без фабрикантов и полицейских, надо еще много усилий приложить! И очень важно, чтобы мы в этом деле участвовали.

— Ну, я до этого не доживу! — с непоколебимой уверенностью воскликнул Лойза Адам. — Об заклад бьюсь!

— Доживешь, Лойза! Я на тебя надеюсь! — на этот раз вполне серьезно сказал Испанец. — Да и вагоновожатый тоже доживет, вот увидишь!

На голешовицком конце моста на фоне багрового зарева пожаров вынырнули два черных силуэта. Впереди бежала Галина, за ней стучали тяжелые сапоги плечистого человека в мундире поручика чехословацкой армии. Голова его была обмотана окровавленным бинтом, из раскрытой кобуры выглядывал тяжелый пистолет.

— Гошек, это к вам! — закричала Галина.

Тот встал и подал поручику руку:

— Начальник обороны моста Гошек.

— Я начальник обороны берега Малек… — еле переводя дыхание, хрипло сказал поручик. — Немцы переправляются на лодках. Они уже пытались высадиться в порту, но мы их там… ликвидировали. А внизу под мостом… — Он замолчал, притрагиваясь рукой к повязке. — Они…

— Переправились? — быстро перебил его Лойза Адам.

— Ведут бой… у меня нет бойцов… И патронов нехватка…

Гошек решительно сказал:

— Есть резерв. Двенадцать человек спят в доме Марешей. Возьмите их.

— Эти бойцы… уже… там. Без них я бы пропал у порта… — устало признался Малек. — Сейчас они удерживают позиции под мостом.

— Как же быть?

Поручик снова прикоснулся к повязке, словно собирая в горсть разбегающиеся мысли. Голос его окреп.

— Как быть? Оборонять берега ниже по течению. Немцы там уже переправились… на двух лодках. Наши пока их не пускают… держат у самого берега…

— Сколько у тебя там народу? — неожиданно для себя перешел Гошек на «ты».

— Было шестеро… Минут десять назад оставалось трое… Сейчас… не знаю.

— Что ты предлагаешь?

— Бросить эту баррикаду. Иначе они вам зайдут в тыл с берега…

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Воцарилась тишина. Но в следующее же мгновение разъяренный Лойза Адам вскочил и схватил поручика за ворот:

— Что ты сказал, негодяй? Еще одно слово…

Но поручик вырвался из рук угольщика и повторил с мрачной решимостью:

— Надо оставить баррикаду и защищать берег ниже по течению. Нам ничего другого не остается!

— Трус! Капитулянт! — наперебой закричали бойцы. — Они не вступят на мост! Вот что главное! Ясно?

— Они обойдутся… и без моста!.. У вас здесь в домах жены и дети! Вы развяжете эсэсовцам руки!

— А танки?.. Танки могут только по мосту пройти!

— Вы хотите, чтобы вас всех с тыла перестреляли? Через час фашисты будут у вас в тылу, если мы не сумеем их отбросить за реку.

Атмосфера накалялась. У мужчин дрожали руки, державшие винтовки. Может быть, это дурной сон? Может быть, обман? Предательство?

Может, лучше расстрелять на месте этого труса, который выманивает их отсюда?

— Именем революции… приказываю! — закричал поручик неестественно тонким голосом и вытащил пистолет из кобуры.

Он словно не понимал, что его самого держат на прицеле человек пять. Франта Кроупа, который до сих пор сидел молча, вскочил и быстро подошел к поручику. Надо предупредить назревающую катастрофу.

— Перестань кричать! Не командуй! — сказал Франта, крепко сжав у запястья руку с пистолетом, и прикрыл поручика своим телом. — Ты прав… не кричи, не надо… — продолжал он сдавленным голосом, — как военный ты прав. Гошек, вы должны уйти! Распорядись, живо! Нужно сбросить их в реку!

Гошек почувствовал головокружение. Сдать без единого выстрела самую прочную баррикаду!.. Но он понял Испанца.

— Пошли, ребята! Нас одиннадцать человек — это кой-чего стоит!

Все один за другим очень неохотно, потрясенные, как и Гошек, стали готовиться к отходу. Только один Испанец мог принудить бойцов к этому. Если бы не его авторитет, они, вероятно, не послушались бы и Гошека… Франта Кроупа отступил на шаг от поручика и, желая показать, кто тут начальник, отдал честь Гошеку.

— Я остаюсь на баррикаде. Кто-то ведь должен остаться здесь, — сказал он решительно.