Однажды в Москве. Часть I

Как-то утром я проснулся от пронзительного крика Джулии, которая, бросив телефонную трубку, стала горько и безутешно рыдать, – продолжил Длинный. – Я мигом соскочил с кровати и оказался рядом, заключив ее в объятия.

– Что случилось, дорогая, успокойся…

– Рома, Артур!.. – только и смогла выговорить Джулия сквозь рыдания. Я быстро схватил трубку, набрал номер тестя…

Его застрелили, когда он выходил из булочной напротив своего дома. Мы все знали его слабость к горячим булочкам с джемом – он без них не завтракал и каждое утро сам спускался за ними. Дядя Самвел очень обижался, что он заходит в чужое заведение и платит за печеное. Артур лишь улыбался, оправдываясь, что наши пекарни далеко, а он предпочитает горячие булочки.

Но мы-то хорошо знали Артура. Он никогда бы не согласился взять хоть у родного человека что-то бесплатно.

И вот, он лежал мертвый, а булочки, как мне передали, рассыпались у его ног…

Застрелили его из пистолетов два субъекта славянской внешности в дешевых спортивках и сразу же побежали через переулок в соседний двор. Где-то, наверняка, их ждала машина. Лица их были настолько серые и невзрачные, что даже случайные свидетели не могли толком описать. Впрочем, ясно было, это не профи. Нигде не нашли брошенного оружия. Зато кругом валялись отстрелянные гильзы. В беднягу выпустили почти две обоймы. Так действуют дилетанты от страха, что вдруг жертва оживет и деньги придется возвратить.

Артур никогда не лез в криминальные разборки, в сомнительные махинации, так как по характеру был добр, милосерден и неалчный. Но был эмоциональный. Не восприятие несправедливости граничило у него порой с безрассудством и чуть ли не с манией. Он легко мог спуститься ночью к заезжей шпане и наорать на них, если те своими гиками или музыкой нарушали покой. Для беспредельной Москвы того времени это, я бы сказал, было очень храбрым поступком.

Одно из его любимых занятий было по утрам кормить дворовых собак и кошек. Те настолько привыкли, что сворами ходили за ним хоть утром, хоть вечером, когда он возвращался. Репутация всесильного отца являлась для него как бы гарантом неприкосновенности. Он даже оружие не носил от страха, что забудет где-нибудь или уронит в общественном туалете, так как был еще и жутко рассеянным. Все знали, что за Артуром стоит сплоченный клан Манучаровых. И потому никто не ожидал, что так могли поступить с ним – с самым добрым и беззлобным представителем вышеназванного семейства.

Когда я прибыл к месту трагедии, труп уже увезли. Многочисленная толпа родственников, соседей и земляков окружили Спартака Манучарова, который был в шоке и, видимо, пока недостаточно осознавал, что трагедия случилась именно с ним. Этого не может быть! С кем угодно, только не с ним! Что произошла чудовищная ошибка, застрелили другого человека! Артур скоро появится и от души засмеется, как только он мог смеяться над недоразумениями, которые вечно с ним происходили.

Какие-то парни в штатском тщетно пытались разговорить соседей в надежде найти свидетелей происшествия. Но от них просто отмахивались, особенно армяне, следуя проверенному принципу: не связывайся с ментами, целее будешь. Все знали, что Спартак гибель сына безнаказанно не оставит, это вопрос времени.

Недалеко была припаркована машина скорой. Мне сообщили, что маму Артура еле успокоили, вколов порядочную дозу снотворного. А Гаянку с ребенком увезли к родителям. Та, как будто окаменела – ни слезинки, ни плача. Это самое опасное проявления горя. Так люди сходят с ума…

– Хватит, не травите душу… – с досадой проворчал Прилизанный. – Вы так смакуете подробности, что мы сами здесь скоро чокнемся. Говорите по существу: кто убил этого несчастного малого и зачем это понадобилось?

– Да, и мне стало плохо. Дайте воды… – Аталай трясущимися руками приняла бокал от верного Огуза. – Вам бы мелодрамы сочинять. Садист…

– Простите, – пробормотал Длинный. – Но я рассказываю лишь то, что воскрешается в памяти…

– Мы быстро вычислили заказчика. Это был Ашот Багдасарян. Дело в том, что на последнем собрании, предшествующему трагедии, после уже традиционной перепалки Артура с Ашотом, покойный с присущей ему эмоциональностью выпалил следующее: кровью будете харкать эти деньги. Они достаются нам с кровью и потом, а вы нас грабите. Ашот демонстративно повернулся к нему задом и обратился к Спартаку, мол, наконец, заткни рот своему сынку, пока мы сами это не сделали. Артур же вообще взбесился и ответил, что если кому-то и надо затыкать рот, то это Ашоту, и он, Артур, об этом позаботится. И вообще, он выходит из этого лохотрона, в котором участвовал из-за уважения к отцу. И всем это советует…

Их еле разняли. Я это от Арама узнал, и сердце мое похолодело. Так, выходит, Ашот подумал, что именно Артур причастен к налету. То, что их избили уже после ограбления, еще больше должно было убедить Багдасаряна, что это была спланированная акция.

Значит, я косвенно стал соучастником убийства своего, можно сказать, друга и родственника…