– Может быть. Но с ним нельзя быть до конца в чем-то уверенным. Помнишь, как он запретил мне появиться дома, и я не смог попрощаться… Я не знаю, сколько продлится эта подготовка к “встрече” и, вообще, состоится ли она? А если состоится, чем закончится… – я невольно посмотрел на надувшегося Толика. – У меня отец в тяжелом состоянии. Скажешь, потерял от горя голову…
Я кажется старался убедить себя.
– Да, но это не вяжется с твоими спланированными действиями нелегального перехода границы. Потеряв голову, так не поступают. И никто не поверит, что ты способен потерять голову, что бы ни случилось.
“Что бы ни случилось…”
– Тогда скажи, обозлился из-за обрушившихся на него несчастий. Сначала жена, потом Мансур, Митяй, теперь отец…
Я попытался скрыть раздражение в голосе.
“Ведь так оно и есть…”
– …Обоснуй грамотно, Пава. Тощий не должен почувствовать, что ты в курсе.
– Понятно, – вздохнул Старший. – Тяжело, когда близким грозит опасность, а ты не в состоянии помочь.
– Толик, сейчас не время. После объясню… – я вовремя пресек уже готового взорваться Младшего. – Все в дерьме. Запусти кафе до моего возвращения.
– Такое ощущение, что я тут вообще лишний, – фыркнул Толик.
– Ты бесценный… – я устало наврал…
Видимо, менты действительно чем-то схожи, особенно, если они менты кавказские. Я внимательно осмотрел встретивших нас в аэропорту Махачкалы субъектов в форме разного размера и возраста, но чем-то удивительно похожих. Вдруг понял – взгляд. У них одинаковый взгляд – нагловато-требовательный и изучающе-оценивающий. В смысле, сколько стоит клиент и сколько с него можно содрать. Это словно штамп у них на лбу. Ментов можно определить даже без формы. Они, как шофера в бывшем Союзе – отдельная нация.
А у меня, наверное, взгляд другой – взгляд бродяги или по-иному, волчий взгляд. Такой может быть у дантиста, бизнесмена или только что освободившегося из колонии зека, не важно. Этот взгляд не нравится ментам. Потому что его обладатель непредсказуем и не укладывается в систему, в которой его “классовые” оппоненты с блестящими звездочками так вольготно устроились.
Оставшись взаимно недовольным первичным контактом, мы холодно раскивались. Даже здороваясь с Кучерявым, они нагло продолжали меня буравить.
– Где Мансур? – бесцеремонно спросил более упитанный и высокий с характерным акцентом. Он был ведущим в их составе, с капитанскими звездочками. У того, кто был меньше по объему, плечи украшали скромные сержантские лычки.
Я опередил Николая:
– В преисподне. Ему не повезло.
Менты меж собой переглянулись:
– А ты кто такой?
– Тот, который заплатит тебе, если сработаемся. И тот, у которого нет времени для болтовни…
Заметив внезапно побагровевший цвет лица у старшего мента, Кучерявый быстро взял его под локоть и увел в сторону. Краешком глаз я наблюдал, как цыган что-то ему внушительно вдалбливал. Младший мент с относительно “человеческой” физиономией, чем-то похожий на добродушного бультерьера, почувствовав “твердый орешек”, попытался улыбнуться. Получилось что-то сюрное.
Через минут пять “переговорщики” возвратились.
– Пошли… – коротко бросил Старший, не смотря мне в глаза…
На стоянке мы сели в видавшую виды “копейку” и тронулись. Впрочем, тянула она нормально. В Дагестане мент имеет почти такой же блат, как в Азербайджане. Но менее беспредельный и более c понятием. Это, видимо, связано с закрытостью местных анклавов, которые в связи с географическими и иными условиями приобрели как бы иммунитет к внешним воздействиям. Родоплеменной строй здесь сохранился лучше, чем в Азербайджане, и, соответственно, “институт” круговой поруки приобрел более отчетливую форму. Поэтому любой обладающий хоть какими полномочиями представитель так называемого правопорядка хорошо понимал, что, если он, допустим, доколется даже до какого-то с виду невзрачного чабана, мирно пасущего в горах стадо, то завтра вполне вероятно, что с него будет спрос со стороны целого рода, также со своими ментами, прокурорами или же бандитами. И все они будут скрупулезно разбираться, по закону ли (то есть по понятиям) задержан их родственник.
И даже, если за этим чабаном не будет хоть какой силы, то никогда нельзя быть уверенным, что он, осознав, что с ним поступили несправедливо, не откопает свой, может, слегка заржавевший калаш, и не разберется с обидчиком. Благо, горы были рядом и там всегда будут рады встретить такого рода мстителя.
В Дагестане тогда даже должности были аккуратно разделены. За аварцами одни, за даргинцами другие, следом по численности идут, кажется, кумыки – равнинные жители Дагестана, далее лезгины… Я думаю, здесь проживают самые толерантные люди. Имея столько народов и народностей с повышенной плотностью населения, почти с поголовной безработицей и со “взрывным” менталитетом, они умудряются сосуществовать в мире и в терпимости, свято соблюдая закон предков – живи и дай жить другим…