Однажды в Октябре

Вдоволь налюбовавшись на проявление народных чувств, мы снова сели в автомобиль, и поехали дальше. Свернув на Невский, мы добрались до Караванной улице, свернули на нее и выехали к Михайловскому манежу. Я знал, что во время 1-й мировой войны в нем располагался запасной бронедивизион. Впрочем, часть броневиков сейчас была в ремонте, часть охраняла Смольный. Личный состав бронедивизиона большей частью сочувствовал большевикам, поэтому Сталин предложил расположить нашу технику в Манеже, благо размеры здания это позволяли сделать. Да и место было выбрано удачно — центр города, рукой подать до важнейших государственных объектов.

Сделав соответствующие пометки на карте города, мы поехали дальше. К вечеру надо все закончить, чтобы прибывшие ночью части знали куда и каким путем им выдвигаться на исходную. Времени у нас было не так уж и много…

12 октября (29 сентября) 1917 года, 15:35. Финский залив, на траверзе Гельсингфорса.

Германский разведывательный дирижабль L-30 совершал свой обычный полет над акваторией Финского залива. Шесть ДВС фирмы «Maybach», каждый по 250 лошадиных сил, тянули вперед жесткую 198-ми метровую сигару с черными тевтонскими крестами на боках. Пройдя над якорными стоянками Гельсингфорса, фрегаттен-капитан Ганс Венд убедился, что в главной военно-морской базе русского Балтийского флота все спокойно. Русские линкоры и крейсера не разводят пары, и не собираются сниматься с якорей. Презрительно усмехнувшись фрегаттен-капитан приказал передать результаты разведки на базу. Радиостанция, произведенная компанией «Telefunken», и состоящая из трех частей 120 метровая антенна обеспечивали связь на дальности 1500 км. Как ни странно, но Либава молчала. Не добившись ответа от своей базы, фрегаттен-капитан приказал выйти на связь с Главным морским штабом.

Сообщение, полученное из Вильгельмсхафена в ответ на радиограмму о ситуации в Гельсингфорсе, повергло фрегаттен-капитана в ужас.

— База в Либаве полностью уничтожена аэропланами противника. Немедленно возвращайтесь в Путциг, а если хватит запасов топлива, то и прямо в Вильгельмсхафен. Смертельная опасность в центральной части Балтики, прокладывайте маршрут избегая района к западу от Моонзундских островов.

На вопрос командира нет ли тут какой ошибки в расшифровке, радист побледнел и пожал плечами, — Герр, фрегаттен-капитан я два раза все перепроверил. Да и база в Либаве не отвечает уже больше трех часов…

— Хорошо, обер-маат, — кивнул командир L-30, — с этим мы разберемся, когда прибудем в Вильгельмсгафен. Но на всякий случай проложим курс через Либаву, посмотрим, что и как там уничтожено.

Ганс Венд не знал, что в рамках операции «по принуждению Германии к миру» по базе разведывательных дирижаблей в окрестностях Либавы был нанесен бомбовый удар. Три истребителя-бомбардировщика Су-33 в один заход равномерно засеяли летное поле и ангары мелкими осколочными бомбами из разовых бомбовых кассет РБК-250. И с ужасом и недоумением взирали на картину рукотворного апокалипсиса те из немногих немецких пилотов цеппелинов и техников, кто не был убит еще в первые секунды налета, не сгорел заживо, когда взорвались склады ГСМ и газгольдеры, кого не погребло под пылающими руинами казарм, штаба и ангаров. Сдетонировавшие бомбы, в том числе и с химической начинкой, добавляли к дымам пожарища непередаваемое амбре сгоревшего тротила, хлорциана и иприта. Всего три похожих на наконечник копья, стремительных как молния, аэроплана с красными звездами на крыльях поставили точку в существовании базы. Видимые отсюда дымы, сплошной пеленой поднимающиеся над Либавой, говорили понимающим людям о том, что и там эти «пришельцы из ада» не оставили камня на камне.

«Сушки» нанесли свой удар в том момент, когда персонал базы лихорадочно готовил все имеющиеся в наличие дирижабли к массированному ночному налету на Петербург, спланированному по образу и подобию ночных налетов на Лондон. Более того, по русской столице было приказано применить даже химические боеприпасы, которые немцы никогда не использовали при налетах на Лондон и Париж. Это необдуманное и, скорее, истеричное решение было вызвано тем, что Германский генеральный штаб был разъярен крахом «Альбиона» и жаждал крови.

Всего этого не знал фрегаттен-капитан Венд, когда командовал штурману корветтен-капитану Клаусу Функу, — Курс зюйд, скорость крейсерская. Если папа Тирпиц запрещает нам соваться в центр Балтики, то пойдем через Ригу-Либаву-Данциг. Как у нас с топливом?

— Хватит до Вильгельмсхафена даже если вы прикажете лететь туда через Новгород и Киев, — ответил штурман.

— Не прикажу, — засмеялся Венд, — пройдем над Либавой, посмотрим сверху на свою базу. А то всякое может быть, помнишь, было нечто похожее, когда старина Питер пролил пиво на свой аппарат?

Но до предела изношенной старушке L-30 (в нашей истории этот дирижабль был списан по износу 17 ноября 1917 года) не суждено было не только пролететь над Либавой, но даже над Ригой. Более того, даже на эстонский берег Финского залива германским аэронавтам не удалось полюбоваться хотя бы издали.