Однажды в Париже

Экономка помолчала, не торопясь уходить.

— Добавить-то несложно, а потом? — спросила она. — У нас есть только Джон. А молодой господин крепкого сложения. Джон его и по лестнице-то не спустит.

— Это ты вовремя заметила, — усмехнулась Люси. — Не волнуйся, по лестнице он сойдет сам. Думаю, двойной дозы опиума ему хватит. Конечно, вернее было бы дать ему бокал вина, но, боюсь, он не станет пить с утра, как честный служака…

Когда де Голль проснулся и взглянул на напольные часы, ему стало не по себе. Половина одиннадцатого утра! Провести целую ночь вне дома, да не на службе! Ведь старый Бернар, наверное, уже с ума сходит от беспокойства?.. Да еще вчера следовало появиться в Пале-Кардиналь, доложить о своем розыске. М-да, положеньице!..

Анри почесал в затылке, приятно удивляясь собственному поступку. Казалось бы, любовь к Катрин должна была затмить все на свете, и надо же — проснулся в постели дамы, которая старше его чуть ли не на десять лет. Правда, ночь была из тех, что долго помнятся!..

Вошла Люси в бледно-голубом пеньюаре, отделанном брюссельскими кружевами.

— Доброе утро, дорогой, — сказала она. — Садись, я уже велела Уильямс приготовить нам шоколад. Тебе нужно подкрепиться. Анри… мы, кажется, натворили вчера немало лишнего?..

Вид у леди Карлайл был смущенный.

— Я сам не понимаю, как это случилось, — честно ответил Анри, избегая прямого взгляда.

— Я тоже. Наверно, и ты слишком долго был один, и я… Но давай сделаем вид, будто ничего не было, и останемся друзьями? — просительно улыбнулась Люси, беря его за руку. — Это ведь возможно?.. А я всегда буду тебе верным другом!

— Конечно! И я тебе, — с немалым облегчением сказал де Голль и улыбнулся в ответ.

Шоколад был слаще обычного. Но Анри не обратил на это внимания, с удовольствием выпил всю чашку, запивая холодной водой, и почувствовал себя бодрее.

— Одевайся, дружок, — сказала Люси. — Старый Джон тебя проводит. — И вышла из спальни, чтобы не смущать раздетого любовника.

Де Голль быстро, по-военному, оделся и появился в гостиной. Люси все еще была в пеньюаре и протянула ему руку для поцелуя.

— Нам лучше дня три-четыре не встречаться, — с печалью в голосе вздохнула она. — Чтобы все стало по-прежнему.

— Ты права, дорогая. Мне тоже надо прийти в себя, — согласился де Голль.

Он легко сбежал по лестнице. Внизу его ждал старый Джон, более угрюмый, чем обычно. Он подал лейтенанту шляпу и нахлобучил на голову свою — потрепанную, с обвисшими полями.

— Незачем меня провожать, — отмахнулся Анри.

— Госпожа велела…

— Она так беспокоится обо мне?

Лакей пожал плечами.

Однако стоило де Голлю пройти сотню шагов, как его вдруг почему-то опять потянуло в сон. Глаза, казалось, сами закрывались, ноги начали заплетаться, так что лейтенант пару раз едва не упал.

— Обопритесь на меня, сэр, — предложил Джон, шедший рядом.

— Это еще зачем?.. Вот что значит бессонная ночь!..

— Чтобы не упасть. Вы же засыпаете прямо на ходу. Возьмите меня под руку.

Анри послушался и дальше шел, сосредоточившись на борьбе со сном. Но с каждым шагом мягкая тяжесть в голове и членах становилась все сильнее. Добавилось ощущение холода в руках. В какой-то момент де Голль усилием воли распахнул веки и, оглядевшись, удивленно воскликнул:

— Джон, ты куда меня ведешь?..

— Куда надо, сэр. Идите, идите, скоро будете дома…

— Но мы идем в другую сторону!

— Мы идем куда надо…

Немного погодя Анри, почти не соображая, уже просто висел на плече Джона, а тот тащил его, как вытаскивают с поля боя раненого солдата.

Где-то возле Шатле Джон вывел де Голля на набережную.

— Я больше не могу… — в полузабытьи прошептал Анри.

— Больше и не надо, сэр.

Джон аккуратно уложил лейтенанта на холодную, чуть присыпанную ночным снежком землю и исчез. Анри сквозь навалившуюся дрему смутно слышал лишь шлепанье башмаков бегущего человека.

«Как хорошо, — засыпая, подумал де Голль. — Наконец-то я высплюсь…» Ничто более не имело значения.

И вдруг в теле проснулась боль. Ноги и руки свело жуткой судорогой, живот сжался в тугой комок. В горле встал огромный твердый ком, лишивший беднягу возможности глотать и дышать. Де Голля затрясло, как в падучей. Голова сама заколотилась о мостовую, прогоняя остатки тягучей дремы.

Анри вдруг со всей ясностью понял, что умирает.

— Эй, господин, эй!.. — Над ним склонился какой-то оборванец. — Что это с вами?.. Совсем плохо, да?.. Жак, Марсель, сюда! Тут богатый покойник наклюнулся!

— Он знал, куда прийти помирать! — отозвался хриплый басок. — Сейчас стянем сапоги, колет со штанами, кошелечек вытащим, а бренную плоть — в воду. Хе-хе!..

Анри наконец смог сделать судорожный вздох и совладать на какое-то время с руками и ногами. Стало чуть легче. Но когтистая лапа все равно продолжала скручивать в немыслимый клубок внутренности. Холодный воздух на мгновение прояснил сознание, и де Голль догадался, что же с ним произошло. А вместе с пониманием пришли гнев и ярость. Гнев на себя, что так легко попался в расставленные английской интриганкой сети, и ярость на этих стервятников, живущих за счет гибели других.