Однажды в Париже

В ее голосе больше не было обычного привкуса сахарной пудры. Взгромоздившись на трон гуманизма, она растаптывала своего альфонса и называла его бездарным танцором. Это уже начинало вызывать смущение. Никогда бы не поверил, но Армелль Делатур оказалась более гневной, чем разъяренный верблюд. И неиссякаемой. Она говорила не переводя дыхание. И с какой скоростью! Она даже обвинила парня в том, что он сторонник охоты на детенышей тюленей. Никогда она не произносила столько фраз за один раз. Но если все мы были смущены, то танцор и бровью не повел, он просто положил себе в тарелку еще малины. Раскаты взрывов вулкана по имени Армелль или звук, с каким разгорается спичка, — ему все было одинаково. Критика пишущей романы актрисы скользила по нему, как вода по телу русалочки. Когда Армелль замолчала, он просто спросил, закончила ли она. Честное слово! Она просто иссякла.

Искусственный блондин как настоящий хам положил свою салфетку прямо в тарелку, встал и сказал Армелль, что оставляет ее с теми, кого за ужином она назвала «грязной бандой претенциозных никчем». Последний удар. Хорошо сделано. И успокаивает. Армелль думала абсолютно то же самое, что и я. Мы все здесь портили себе вечер со смутной мыслью, что однажды, возможно, будет полезным позвонить по телефону одному из гостей. Она процедила сквозь зубы: «Скотина», — что ей оставалось еще делать? На что танцор сказал:

— Не надо закатывать глаза. Ты не на сцене. К тому же ты никогда там и не играешь. Ты годна только на то, чтобы сниматься в телесериалах.

Потом он вышел, достойно сопровождаемый Кастором и Поллуксом. Не думайте, что мне было не по себе. Обожаю такие ситуации. Ни за что на свете не стал бы я сокращать свое пребывание на этом ужине. Момент истины настал, сейчас-то я повеселюсь. Но — какая досада! — завибрировал мой мобильник. Прежде чем отключить телефон, я посмотрел на высветившийся на дисплее номер. Меня вызывала Аньес. Естественно, я сразу же ответил. И услышал — о, удивление! — что ее тон резко изменился. Остроумная пчелка вовсе не смеялась. Она была в слезах. И проговорила, всхлипывая: «Брюс пытался убить меня». При этих ее словах я мысленно представил обложку для номера «Сенсаций», который сможет быть продан в количестве 900 000 экземпляров.

Через полминуты я попрощался со всеми и вызвал такси. Или в моих руках была сенсация года, или, что еще лучше, я сам изгоню Брюса из жизни Аньес. В любом случае, боги мне благоволили.

Глава 11

Мэтр Франсуа Делор, адвокат.

Ничего не имею против журналистов. Благодаря ним я зарабатываю себе на жизнь. В этом одно из очарований Франции: здесь получают выкуп от прессы. Такую шутку не стоит даже пытаться практиковать в Англии. Там уважают истину; здесь обожают власть — это просто манна небесная для адвокатов моего вида. Троньте только волосок на голове у одного из моих клиентов, и я вас заставлю заплатить. Это так легко. А в Лондоне самая знаменитая британская топ-модель, судившаяся с журналом, который рассказал, как она разворотила комнату в Дорчестере, проиграла. В Париже я пригвоздил бы продажное издание к стене. Этот инцидент относился к частной жизни принцессы массмедиа и не имел никакого отношения к ее профессиональной или публичной деятельности. Значит, опускайте занавес! Когда я читаю «Вэнити фэйр», глазам своим не верю. Маленькие секреты, большие тайны, бестактное раскрытие секретов, признания… В суде высшей инстанции Нантерра, который я предпочитаю, каждый из этих пунктов подпадал бы под действие закона. Франция продолжает быть кастовым обществом, где удовольствие остается движущей силой для власть имущих и для звезд. Не стоит и говорить, что я одобряю этот изысканный пережиток Старого порядка: привилегированное сословие сохраняет право наслаждаться своими привилегиями втайне. Я надзираю за этим. И не думайте, что журналисты ко мне в претензии. Они находят мою бдительность такой же нормальной, как и попустительство со стороны судебных властей. Адвокаты носят шапки, судьи надевают ливреи, и те и другие находятся на службе, вот и все. Однако пресса все-таки устраивает свои дела. Доказательство: досье Аньес де Курруа попало в мой портфель во время вечера, где все мы были в своем кругу, на междусобойчике адвокатов и журналистов, с участием, кроме того, некоторых политиков. Это была прекрасная иллюстрация жизни парижского общества, где ужинают с теми, на кого нападают, и обращаются к ним на «ты».