Однажды в России

- Нет уж, Пичугин, нам с тобой вместе не служить. Садись, не маячь перед глазами.

Пичугин покорно опустился на кончик стула.

- Давно не маленький, должен понимать, что за глупость и трусость надо расплачиваться сполна, - спокойно продолжал Затуловский, обволакивая собеседника студенистым взглядом. - Учти, мне пришлось приложить усилия, чтобы избавить тебя от тюремной баланды. А ты вместо благодарности устраиваешь мне сцену у фонтана. Скажи, Пичугин, ну зачем ты подбросил на склад конфиската скрипку какой-то семижопинской фабрики щипковых инструментов, по-дурацки надеясь выдать ее за творение Страдивари?

- В голове помутилось. Сам себя не помнил.

- Врешь, Пичугин.

- Не вру я, честное слово! Митя Брошкин не меньше моего поживился на Бутлерова, да и другие...

- Ты же сам себя погубил, а теперь валишь с больной головы на здоровую. Пойми, Пичугин, выгоняют тебя не за то, что ты присваивал чужие вещи, этим здесь грешит каждый второй, а за то, что попался. Слышал такую пословицу: не пойман - не вор?

- Присвоение же еще не доказано.

- Брось валять ваньку! С кем ты говоришь, сопляк?! - Пичугин понурил голову, уставившись в пол.

- Ты, Пичугин, не мой ученик, а мерзкий выродок, опозоривший советскую милицию. Сколько мною говорено, что нельзя приезжать на службу в иномарке, а ты поплевывал на мои замечания. Так?

- Роман Валентиныч, моей "хонде" сто лет в обед! - Затуловский тяжко вздохнул.

- Горбатого могила исправит. Неужели так трудно взять в толк, что люди смотрят на машину, а не в ее техпаспорт? Ладно, хватит об этом. Давай сюда рапорт.

Ознакомившись с рапортом, Затуловский внес в него исправления и неприязненно процедил:

- На, перепиши набело.

- Зачем же писать, что я ухожу из органов в знак протеста, из-за вашей недопустимой мягкотелости к расхитителям народного достояния? - поразился Пичугин.

Затуловский с теплом вспомнил Леню Парусова и еще раз вздохнул.

- Чтобы те, кто будут тебя допрашивать, думали, будто ты - чайник, снисходительно пояснил он. - То, что мы тебя помиловали, вовсе не значит, что другие последуют нашему примеру. Учти, я уже позаботился о том, чтобы в твою медицинскую карту внесли жалобы на беспричинную раздражительность, на бессонницу, на провалы в памяти, на навязчивые мысли суицидного характера. Так что не удивлюсь, если амбулаторная психиатрическая экспертиза признает тебя ограниченно вменяемым.

- Кто же тогда возьмет меня на работу?

- Тебе виднее. Это, Пичугин, твои проблемы, - с нарочитой строгостью отчеканил Затуловский. - У меня все. А у тебя?

- Роман Валентиныч, сжальтесь. Вот увидите, я исправлюсь.

- Горбатого могила исправит, - повторил Затуловский, отворачиваясь от Пичугина. - Все, ты свободен! - Пичугин шагнул к двери, обернулся и всхлипнул.

- Роман Валентиныч, не меня, а хоть мою маму пожалейте! У нее, кроме меня, никого не осталось...

- Ладно, Пичугин, так уж и быть, помогу тебе в последний раз, чтобы не поминал лихом, - смягчился Затуловский. - Садись и слушай приказ.

В мгновение ока Пичугин переместился к стулу и опять присел на самый краешек.

- Завтра сделаешь вид, будто зол на меня, как стая волков, сдашь личное оружие и возьмешь бегунок, чтобы не тянуть с увольнением. А в понедельник прямо с утра подъедешь на Московский проспект к Холмогорову. Помнишь его?

- А как же.

- Холмогоров теперь большой босс, хозяин кооператива "Холис", торгует не только пивом, но и компьютерами... - Затуловский с усмешкой посмотрел на воспрянувшего духом, поблескивавшего очками Пичугина. - Он оформит тебя к себе начальником службы безопасности. Оклад - тысяча рублей в месяц, а работа мечта поэта. Доволен?

- Роман Валентиныч, нет слов!

- Учти, Пичугин, радоваться рано, кишки тебе еще помотают.

- Думаете, будут возбуждать дело о хищении?

- Должно быть. Но, как бы ни сложилось, в панику больше не впадай, а твердо стой на своем. Делай вид, будто слегка свихнулся на ненависти к спекулянтам, и от тебя отстанут. Со мной ты, Пичугин, больше не увидишься, а если понадобится что-то передать, обращайся к заместителю Холмогорова, Давиду Израилевичу Шапиро. Поддерживать связь будем через него. Понял?

- Так точно! - Пичугин поднялся и сдвинул каблуки. - Разрешите идти?

- Свободен.

Проводив Пичугина взглядом, Затуловский достал из нагрудного кармана узкий листок бумаги и обвел его фамилию траурной каймой. Точно такая же кайма окружала фамилии Алексеева, Брошкина, Коростовцева и Потери. Вокруг предпоследнего в списке Холмогорова каймы пока не было, а завершала столбец корявая запись - "Виктор Александрович???".

Кто же этот загадочный субъект, чье вмешательство заставило жернова правосудия провернуться назад, против часовой стрелки?