Однажды в России

Питерские контрабандисты заимели зуб на хозяина антикварной лавки в Западном Берлине, уличив его в утаивании выручки за переправленные туда иконы. Убивать торговца они сочли преждевременным, он еще мог одуматься и принести пользу, поэтому Баздырев, зимой подрядившийся за 2 тысячи марок чистоганом на недельку смотаться в Берлин, перед вылетом получил четкое указание заказчика для профилактики отдубасить зарвавшегося жида, однако зараз ломать не больше двух конечностей. Честь по чести отработав контракт в день прилета, он пошел в ресторан на Александер-плац, запомнившийся ему еще со времен действительной службы на складе горюче-смазочных материалов Западной группы войск, и - надо же! - нарвался на двух потрясных шалав из Львова, которые подмешали клофелин в водку и обчистили бывшего соотечественника до нитки. Очухавшись на откосе железной дороги в Потсдаме, он - е-мое! - обнаружил в карманах только загранпаспорт с обратным билетом на фиксированную дату и шесть с чем-то марок мелочью. Но не пропал - над ним сжалилась одинокая дворничиха Грета, хоть и чистокровная немчура, однако, как подчеркнул Баздырев, душевная очень женщина. Кроме основного места работы, Грета мыла полы на киностудии, нянчилась с жившим по соседству паралитиком и, возвращаясь домой на ночь глядя, жаловалась Баздыреву: она настолько выбивается из сил, что перед сном не всегда успевает занести в книжку расходы.

- Не поверишь, Олежка! - удрученно восклицал Баздырев. - Не она одна, а вся ихняя немчура ведет на дому копеечную бухгалтерию. Е-мое! Да на хрен мне такая житуха?

Этот эмоционально окрашенный рассказ Пичугин слышал от Баздырева по меньшей мере раз десять в "Холисе" и еще столько же в Рощине, но подавил зевок, чтобы не обижать приятеля. Согласившись с тем, что скопидомство не свойственно русскому человеку, он решил изменить тему разговора и задался вопросом: стоит ли рассказывать Грине про подвал?

Сегодня днем, когда Пичугин, высадив Баздырева в Серове, дожидался приезда посредника с деньгами в перелеске под Тарасовкой, Роман Валентинович от нечего делать познакомил его с историей подвала. Снимая дачу, Затуловский прельстился ее уединенным расположением, а еще - добротным подвалом. Площадью три с половиной на пять метров при высоте в два с лишним метра, подвал как нельзя лучше отвечал целям операции. Правда, Затуловского несколько озадачило бросавшееся в глаза несоответствие между качеством подвала и дачи - последнюю сварганили по принципу: тяп-ляп и готово. Но тронувшийся умом владелец в минуту просветления прояснил картину. Дело в том, что роскошный подвал сооружал вовсе не он, а богатый лесопромышленник из Хельсинки, некогда, по слухам, построивший здесь, на поляне, редкой красоты коттедж, который, вполне возможно, простоял бы доныне, не покажись Сталину, что граница с Финляндией проходит слишком близко к Ленинграду. Частная собственность лесопромышленника, на краткий миг ставшая общенародным достоянием, попала в руки советских граждан из породы перекати-поле, собравших самогонный аппарат и в одночасье спаливших коттедж дотла. Уцелел только подвал. Заброшенное пепелище поросло иван-да-марьей и пребывало бы в забвении по сию пору, если бы один из отцов города на Неве ненароком не подхватил триппер, из-за чего власть имущему страстотерпцу спешно потребовался лекарь, умевший держать язык за зубами. Исцелившийся вельможа, как золотая рыбка из сказки, с партийной прямотой спросил у врача: "Чего тебе надобно?" А придурочного лекаря хватило лишь на то, чтобы промямлить жалкие словеса про участок где-нибудь в живописном местечке. Так над подвалом снова возникла дача...

Убрав со стола грязную посуду, мытье которой было уделом Баздырева, они расстелили газету и начали играть в "двадцать одно", чем изо дня в день скрашивали досуг.

- Сколько на кону? - поинтересовался Пичугин, получивший туза на первой сдаче.

- Стольник.

- Иду на двадцатник. - Прикупив даму, Пичугин задумался.

- Олежка, телись,- поторопил Баздырев.

- Давай еще карту, - нервничая, сказал Пичугин и, открыв девятку, с раздражением швырнул карты на стол. - Вот блядство!. Перебор...

В течение получаса игра шла вяло и, по обоюдному признанию, так и не заладилась.

- На заборе сидит заяц, нескладуху он поет... - Баздырев вздохнул. Врезали вроде не хуже вчерашнего, а азарта как не бывало. Отчего игра не вытанцовывается?

В отличие от Баздырева, профана в психологии, Пичугин догадывался, где собака зарыта. Раньше они, не рассчитываясь, без оглядки резались в "очко" под честное слово, а сегодня живые деньги сковывали игроков, оказывая на них дисциплинирующее воздействие.

- Пора отлить, - потягиваясь, сообщил он.

- Выйти с тобой? - спросил Баздырев. По инструкции Затуловского при походах в уборную каждый раз следовало подстраховывать товарища, не выпуская его из поля зрения.