Однажды в России

Пичугин небрежно отмахнулся и вышел на крыльцо, откуда пустил струю, целясь в валявшиеся внизу консервные банки. Все вокруг тонуло во тьме, однако свет уличных фонарей бликами отражался от белой жести и упрощал наводку. Облегчившись, Пичугин посмотрел на часы и поспешил обратно, чтобы успеть к вечернему, восьмичасовому выпуску телевизионных "Вестей". В комнате, примыкавшей к кухне, он включил черно-белый "Горизонт" и присел на облезлый плюшевый диван.

- Как мыслишь, долго нам еще куковать в Рощине? - из кухни спросил Баздырев.

- Суток десять, в крайности - две недели.

- Косой тебе говорил?

- Подполковник уверен, что освобождение паренька разом подхлестнет родичей, - объяснил Пичугин. - Им захочется побыстрей получить тетку, и они не станут жадничать, отстегнут баксы... Гринь, а чем тебе здесь плохо?

- Надоело говно за ней выносить, - ворчливо отозвался Баздырев, моя в тазу посуду. - Сколько башлей косой намеревается срубить за тетку?

- Дешевле, чем за пятьсот кусков, не отдаст.

- Полмильона за бабу? Е-мое! Да что в ней особенного - дырка в промежности, что ли, не вдоль, а поперек? По мне, ни одна баба таких обалденных башлей не стоит! Им всем красная цена - полста баксов!

83. НЕ ПОМИНАЙТЕ ЛИХОМ

В субботу, 24 сентября, Вороновский с самого утра томился в ожидании свежей информации. Два дня назад Кацо запросил за Лену полмиллиона, в ответ на что Алексей Алексеевич, вопреки четким указаниям Вороновского, с ослиным упрямством назвал сумму в 400 тысяч долларов как предел, выше которого, мол, не о чем говорить. Вороновский потребовал объяснения, а Алексей Алексеевич стал в позу, доказывая, что его действия подчинены одной цели - получить заложницу живой. Четыре-пять лишних дней, по его словам, ничто в сравнении с тем, что уже пережила Елена Георгиевна, в то время как Кацо в явном цейтноте, ему позарез нужны деньги. Это объяснение Вороновский признал несостоятельньм и в резких тонах заявил, что не потерпит дальнейших оттяжек - в субботу, когда Кацо снова позвонит в Комарове, надо соглашаться на любые условия. Легко сказать - еще пять дней. А каково месяц просидеть взаперти, не представляя себе, чем все закончится?

Телефонная трель раздалась в половине одиннадцатого.

Вороновский рывком схватил трубку и, услышав голос Алексея Алексеевича, нетерпеливо прокричал:

- До чего вы договорились?

- Он еще не выходил на связь. Виктор Александрович, я звоню по другому вопросу. К вам приехала Анна Наумовна Цымбаревич. Будете беседовать с ней?

- Цымбаревич? - Фамилия посетительницы не вызвала у Вороновского каких-либо ассоциаций. - Узнайте, что ей нужно, и под благовидным предлогом избавьтесь от нее. Задача ясна?

- Она назвалась вдовой Холмогорова, - старательно подчеркнул Алексей Алексеевич. - Уверяет, что у ней к вам личное дело.

- Вдова Холмогорова? - изменившимся тоном переспросил Вороновский. Странно... Пусть кто-нибудь из ваших молодых людей проводит ее в дом. Я сейчас спущусь.

Натянув поверх сорочки легкий свитер и сменив кроссовки на мокасины, он быстро сбежал по лестнице в каминный зал, в дверях которого увидел рыжеволосую женщину лет тридцати с небольшим, одетую во все черное. Выше среднего роста, склонная к полноте, но все еще стройная, она сразу же не понравилась Вороновскому, показалась несколько вульгарной.

- Анна Наумовна? - спросил он с полупоклоном.

- Аня Цымбаревич, - представилась женщина. - Извините мою навязчивость.

- Присаживайтесь... Что случилось с Сергеем? - Анна бочком опустилась в кресло и, комкая пальцами носовой платок, сломленным голосом прошептала:

- Сержика больше нет...

- Как? - спросил Вороновский, усаживаясь напротив. - Скоропостижно?

- Не то слово... - Анна шмыгнула носом. - В "мерседес" подложили бомбу. От него почти ничего не осталось. В четверг хоронили в закрытом гробу то, что удалось собрать по кусочкам.

- Примите мои соболезнования, - вполголоса произнес Вороновский и, взяв с журнального столика пачку "Кента", предложил ей сигарету.

Анна молча достала из сумочки "Мальборо". Они закурили.

- Насколько я понял, у вас ко мне какое-то дело? - помолчав, осведомился Вороновский, практически не сомневаясь в том, что она пришла просить деньги. Говорите, не стесняйтесь.

- В бумагах Сержика я вчера нашла письмо... - Анна извлекла из сумочки незапечатанный конверт. - Оно адресовано вам.

Вороновский начал читать, и лицо его окаменело.

"Виктор Александрович!

Эпитет "уважаемый" я опускаю по причинам, одинаково очевидным для нас обоих. Впрочем, не мне судить Вас и не Вам - меня. Когда это письмо попадет к Вам в руки, меня не будет в живых, а мертвые сраму не имут. Поэтому - ближе к делу.