Однажды в России

В тот же день, только ближе к вечеру, когда Затуловский уже собирался домой, к нему заглянул подполковник Малоешко.

- Слушаю вас, товарищ подполковник? - Затуловский вытянулся перед старшим по званию.

- Рома, такое дело... - взволнованно начал Малоешко. - Жена у меня, Луиза Францевна, она, знаете, по натуре добрая, но... как бы это сказать?.. со странностями. Всю неделю ее уламывал, пока не согласилась. Продайте нам Эдит, а?

- Лев Климентьевич, да вам я даром отдам! - обрадовался Затуловский. - В хорошие руки...

- Даром не возьму, не имею права. Наличие вашей зависимости по службе исключает...

- Лев Климентьевич!

- Нет, Рома, не агитируйте меня, это бесполезно, - решительно отнекивался Малоешко. - Назовите вашу цену.

- Даже не представляю себе... - Затуловский недоуменно пожал плечами. Ну... рублей девяносто-сто... Подойдет?

- Сто! - согласился Малоешко. - Меньше нельзя.

- Погодите, товарищ подполковник! - внезапно спохватился Затуловский. Какой марки ваш телевизор?

- У нас старенький "Рекорд". А что?

- А-а-а, - тоскливо застонал Затуловский. - Ничего у нас с вами не выйдет, Лев Климентьевич... Жаль, но не судьба! Придется отдать Эдит в цирк!

- Рома, при чем здесь телевизор? - удивился Малоешко. - Какое это имеет значение?

- Громадное, Лев Климентьевич, решающее. Ведь Эдит ни дня не может прожить без телевизора, а у нас, к несчастью, она, бедненькая, привыкла к цветному изображению. Как-то мы взяли ее в гости, к друзьям, у которых тоже черно-белый телевизор, так она обиделась, отвернулась и даже не стала пить чай!

- Скажите пожалуйста! - воскликнул пораженный Малоешко. - Животное, а как тонко все понимает!.. Какие передачи ей нравятся?

- Вкус у нее странный. - Затуловский слегка оживился. - Эдит предпочитает "Утреннюю почту", "Кабачок тринадцать стульев", вечера артистов оперетты и спортивные передачи. Особенно фигурное катание, хоккей и футбол.

- Мои любимые передачи... - изменившимся голосом сказал Малоешко. - Рома, не в службу, а в дружбу, обождите еще пару деньков. Придется мне, видно, принять кое-какие меры...

28. КУЗЬКИНА МАТЬ

К середине октября в предварительном следствии по делу о мошенничестве почти все, можно сказать, устаканилось, причем совсем не так, как хотелось Судакову. Именно поэтому, прежде чем взяться за составление обвинительного заключения, майор окинул мысленным взором события прошедших полутора месяцев, чтобы хладнокровно решить, насколько точно он определился в сложившихся наперекор его воле обстоятельствах.

По букве и по духу закона следователь обязан объективно, без какого бы то ни было предубеждения относиться к каждому, с кем приходится работать, однако есть и человеческий фактор, который трудно, а подчас и невозможно преодолеть. Говоря начистоту, из проходившей по делу троицы только неказистый, простодушный, жестоко обделенный жизнью Парусов вызывал к себе жалость, в то время как два образованных, лощеных красавчика, Вороновский и Холмогоров, оба баловни судьбы, по всей видимости, сверх меры пресыщенные успехом у женщин, казались майору изуверами. Но если в случае с Холмогоровым, слизняком, позорной бородавкой на здоровом теле советской молодежи, майору удалось все-таки пересилить себя, то с Вороновским вышло наоборот - день ото дня в душе Судакова крепла лютая ненависть к отщепенцу, осмелившемуся держаться на следствии с эдакой интеллигентской нагловатостью, отчего майора без преувеличения бросало в дрожь. Началось с того, что еще на первом допросе Вороновский не соизволил подписать протокол, предложив ему, Судакову, сперва исправить все синтаксические и орфографические ошибки. А дальше и вовсе пошло-поехало: нахально дымя американскими сигаретами, Вороновский либо не считал нужным отвечать на поставленные ему вопросы, либо снисходительно отшучивался, тем самым болезненно уязвляя и без того растревоженное самолюбие следователя.

"Ладненько, - стиснув зубы, сказал себе Судаков. - Раз не хочешь по-хорошему, я тебе покажу кузькину мать!"

Лишь наивные, очень далекие от советской юстиции люди думают, будто взятие обвиняемого под стражу надобно для того, чтобы тот не мог, во-первых, скрыться от наказания, во-вторых, продолжать преступную деятельность и, наконец, в-третьих, воспрепятствовать установлению истины по уголовному делу. Это все, по правде сказать, теория, а он, майор Судаков, будучи практиком, назубок знает, что в аресте гораздо важнее другое - поместив мерзавца за решетку, где заключенные содержатся как сельди в бочке, расчетливый следователь деморализует преступника, подавляет его способность к сопротивлению и исподволь выводит на чистую воду посредством внутрикамерной обработки.