Однажды в СССР

Такое случалось нечасто, но иногда и Карпеко выпадал выходной день, когда не надо было куда-то бежать, что-то искать. Порой это происходило и летом. И из летней кухни Сергей доставал корыто, кое на заднем дворе наполнял водой. Пока солнце грело воду, Сергей читал книгу или журнал. Разумеется, его не интересовали детективы. Внутренний мир следователя был далек и от поэзии. Обычно в руках Сергея был либо журнал «Вокруг Света», либо роман Стивенсона или Сабатини.

В верхах деревьев дул ветер, но в затишье меж сараями он почти не ощущался. Припекало солнце, лучи которого скрадывала листва. Пели птицы. И было в том межвременье что-то от школьных каникул, что-то – от рая.

Весной топчан укрывали лепестки яблоневого цвета, летом – дерево порой роняло яблоки. На яблоню уж несколько лет Сергей смотрел с тоской. Старое дерево пропадало. Кора сходила с него как старая обертка, ствол треснул, и внутри дерева поселились древоеды. Стало быть, дерево, посаженное после войны еще отцом, пропадало. Следовало скоро его выкорчевать и высаживать замену.

С деревом, а, вернее, с местом, где оно было посажено, был связан одна семейная тайна.

Дом, в котором жил нынче Сергей Карпеко, построил еще его прадед, на изломе веков, в те времена, когда поселка никакого и не было, а имелся за городской межой пустырь, на котором стояли разделенные приличным расстоянием дома.

От прадеда не осталось и фотокарточки, но говорили, что носил он бороду, характер имел скверный, слыл ворожбитом, почитывал Брюсов календарь, разводил пчел, с коими разговаривал и ладил.

Когда случились революции, старик оказался немил всякой власти. Белогвардейцы его сторонились, большевики кривили скулу. Он был кем-то вроде ненавистных попов, только с иным знаком.

И вот однажды на пустырь заявился большевик, вооруженный водкой и револьвером, вломился в дом к Карпеко и принялся объяснять, что старик – пережиток, что в светлое будущее его не возьмут.

Прадед без затей большевика убил, револьвер утопил в реке, а мертвеца, свернув для удобства калачиком, закопал ночью в саду. А для отвода глаз посадил на могиле дерево – вроде бы черешню. Разумеется, об убийстве знала вся семья, но сохранила эту тайну.

Дерево пережило старика, но во время войны было раскорчевано бомбой, ошибочно сброшенной на поселок.

Тогда человек, ставший позже отцом Сергея, был на фронте, а будущая мать находилась в эвакуации с заводом. И, если верить соседям, в их доме, лишенном дверей и окно жил сыскарь, работавший в немецкой полиции.

Вернувшись с войны, Карпеко-старший зачал сына, посадил на месте черешни яблоню и принялся восстанавливать дом. Яблоня выросла. Яблоки с нее были со странным сладковатым привкусом. Вероятно, таковым был вкус победы.

–

На улице мальчишки играли в футбол «на одну дырку» и мяч периодически гулко хлопал о соседские ворота.

Девочки гуляли где-то рядом, может быть у кого-то во дворе, а, может, сидели в тени под орехом у Матвиенковых. Карпеко улыбнулся: любимыми куклами девочки играют внутри дома, куклами поплоше – во дворе. На улицу выносят совсем дрянных лялек или вовсе нарисованных кукол – картинки анфас, наклеенные на плотный картон. У такой куклы есть собственный гардероб также из бумаги, часто нарисованный самим ребенком. Все лучшее детям, знаешь ли…

Живут такие куклы в коробках из-под конфет. В таких же коробках хранится детское богатство: красивые фантики, обертки. Особо ценны обертки от жвачки. Их могут прислать, скажем, из-за границы румынские или болгарские друзья по переписке. В школах поощряют такое общение, даже раздают адреса корреспондентов – якобы это укрепляет дружбу между народами. Кроме оберток, кои несут необыкновенный запах, ценны диковинные конверты, марки с них…

Сергей отложил книгу и задремал.

–

И приснился Карпеко вздорный сон. Будто бы во Дворце Бракосочетания женят нынче по новому обряду и закону: вместо колец – наручники, коими пары и сковывают.

И сам Сергей тут, в руке у него наручники, но некого в них заключить.

А друг, которого у него никогда не было в жизни, и его невеста мешкает, ибо их наручники потерялись. И у Сергея нынче выбор: в надежде обрести семью когда-то сохранить свои наручники, либо отдать их, чтоб обеспечить счастье друга.

И вот Карпеко подходит, защелкивает одну скобу на руке невесты, а вторую…

На своей руке.

–

Сергея разбудил зычный голос цыгана, едущего по улице:

– Бабы, глина!

Флегматичная лошадка медленно влекла телегу, нагруженную кусками мела, добытого в ямах на склонах кручи за Тополиной улицей. Дети высыпали на улицу, дабы посмотреть на лошадку и телегу, как их отцы и деды некогда глазели на автомобили. Старухи действительно покупали мел, дабы в будущем побелить дом. Но те же дети воровали кусочки мела, и теперь всякая ровная поверхность превращалась в полотно для художеств.

Погода стояла замечательная, и это значило, что родители до поздних, густых сумерек не загонят своих чад домой. Да и надо ли?.. Это родителям завтра на работу, зарабатывать деньги, искать в магазинах масло…