Однажды в замке

– Я не смог, – прошептал Гауэйн, еще крепче прижимая жену к себе. – Не проведя в ее комнате и минуту, понял, что мне плевать на то, что именно ее возбуждает. И я не хотел, чтобы она что-то показывала. Прежде, чем я успел опомниться, она распахнула свой лиф.

– И что сделал ты?

– Я отвел глаза.

Эди словно очутилась в теплой комнате после часового пребывания на ледяном дожде. Тело обдало жаром.

– Молодая леди сильно удивилась?

– Она решила, что меня влечет исключительно к мужчинам, – нехотя признался Гауэйн. – Прочитала целую лекцию о том, что ничего не может для меня сделать. Я предложил ей деньги, но она ответила, что слишком жалеет меня, чтобы их взять.

Эди обняла мужа за талию и честно попыталась сдержать смех, но не смогла.

– Я хочу сказать, что я болван, Эди. Но твой болван. Я по-прежнему не знаю, где ошибался. Но умоляю тебя дать мне еще один шанс. Ты…

Он приостановился, но тут же продолжал:

– Ты одна-единственная для меня, Эди, и всегда будешь единственной. Не хочу думать или слышать о наслаждении с другимит женщинами. Только с тобой. Если позволишь мне, я проведу остаток жизни, пытаясь сделать тебя счастливой.

Поразительно, как быстро слезы могут сменить смех!

– О, – прошептала Эди. – О, Гауэйн, я так тебя люблю!

Его большие руки скользнули по ее спине.

– Хотя я полный идиот?

Эди откинулась ровно настолько, чтобы взглянуть на него.

– Мы оба идиоты, – твердо заявила она. – Когда ты был сердит – справедливо сердит, потому что я обманула тебя, – я тут же сломалась. Мне нужно быть более храброй и стойкой. Следовало с самого начала быть честной с тобой, но у меня вошло в привычку все сглаживать. Это было глупо.

Гауэйн сжал ее лицо и подарил сладкий, нежный поцелуй.

– Представляю, какая бурная супружеская жизнь у твоего отца!

– Я не могу выносить чужого гнева, – призналась Эди, встав на цыпочки, чтобы ответить поцелуем, – и вряд ли когда-нибудь смогу.

Гауэйн, глядя ей в глаза, встал на одно колено, как в гостиной Фенимора, и поднес ее руки к губам.

– Обещаю и клянусь никогда не кричать на тебя.

Радость Эди пьянила крепче канарского вина, грела жарче солнца. Она тоже опустилась на колени.

– А я обещаю и клянусь никогда не лгать тебе. И никогда не буду любить никого так, как люблю тебя. Думаю, мы оба ведем себя глупо из-за того, что произошло с нами в детстве.

Гауэйн издал неразборчивый звук.

Эди подалась вперед.

– Я люблю тебя. Гауэйн. Таким, какой ты есть: вечно стремящийся решить проблему, умный, властный, красивый, поэтичный. Ты поэт, когда не командуешь своими управляющими.

– И я люблю тебя, родная. – Шотландский акцент Гауэйна сделался еще более заметным. – Ты – мое сердце, Эди. Мое все.

Слезы лились по ее лицу, и он снимал их губами, а потом они каким-то образом снова оказались на кровати.

– Я недостоин тебя, – хрипло сказал он. – А ты меня любишь, хотя я настоящий…

Эди остановила его поцелуем.

– Я люблю тебя таким, какой ты есть, потому что ты не только выжил, но и восторжествовал. Все эти люди зависят от тебя, Гауэйн. Ты мог стать подобием своего отца и повернуться к ним спиной, но не сделал этого. И никогда не сделаешь.

Гауэйн не слушал ее, но Эди обязательно повторит ему это двести-триста раз в следующие пятьдесят-шестьдесят лет, и когда-нибудь он поймет.

– Можно мне коснуться тебя, Эди? – спросил он, умирая от желания.

И это взаимное желание вот-вот загорится пламенем.

Он целовал ее тело, самые деликатные места, лизал, пока ее кровь не закипела. Пока она не закричала и не заплакала одновременно. Пока его пальцы и губы терзали ее так, что она визжала, выгибаясь всем телом. Но он не останавливался. Пока они не обнаружили, что Эди достигла пика удовольствия, и еще раз, и еще… но к тому времени обезумела от желания, и ее мольбы дошли до сознания Гауэйна.

– Можно? – хрипло спросил он, когда желание быть с ней так одолело его, что он уже не мог остановиться.

Эди безмолвно всхлипывала и притягивала его к себе. Гауэйн раздвинул ее ноги, приготовился и скользнул в нее.

Больно не было. Ни чуточки! Только пьянящее ощущение заполненности… Ведь в ней был Гауэйн!

Но он ждал, не двигаясь.

– Тебе больно? – спросил он.

В этот момент Эди твердо знала, что если она почувствует хоть малейший укол боли, он отстранится. При мысли о его тревоге, его самообладании ее лизнуло жидкое пламя.

Эди покачала головой. Вцепилась в его руки и открыла рот, пытаясь что-то сказать. Но он вышел из нее и снова вошел. И поцеловал так крепко, что заглушил ее вопль.

И тут внезапно это ощущение – безумный взрыв жара и эмоций – снова прокатилось по ней.

Гауэйн оторвал от губ жены свои и с изумлением уставился на нее. Эди выгибалась под ним, дрожа, закрыв глаза. Волосы потемнели от пота, как кукурузные рыльца в дождь.

Радость, родившаяся в нем, никогда не умрет.

Поэтому он отстранился и стал вонзаться в нее, снова, снова и снова. Ее глаза открылись.

– Ты почувствуешь, если я это сделаю?

– Черт, – прохрипел он. Потому что точно чувствовал, что она делает. – Если будешь продолжать, Эди… не смей! Я не выдержу!