И в самом деле, он не видел в ее глазах ничего похожего. Скорее, смесь лукавства и сладострастия. От этого у него в мозгу все поплыло, и он едва не набросился на нее, подобно голодному волку, но вынудил себя вспомнить о своем плане.
Гауэйн наклонил голову и нежно поцеловал жену. Так положено джентльмену. С почтением.
Эди обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Похоже, ей не нужно его почтение, потому что она явно требовала иного поцелуя. А когда слегка неуклюже проникла языком ему в рот, медленное пламя распространилось по чреслам Гауэйна.
И они стали целоваться так исступленно, что он пришел в себя, только сообразив, что Эдит дергает его за галстук, и положил ладонь на ее пальцы.
– Скоро принесут ужин.
Собственно говоря, странно, что его еще не принесли: Бидл обещал, пять минут, а Гауэйн обычно сверял по нему часы.
– Кому он нужен? – прошептала Эди и, подавшись вперед, поцеловала мужа в шею.
Он ощутил желание, такое мощное, что едва не излился на месте. Поэтому он сделал единственное, что мог – отступил. Ее руки опустились. Галстук упал на пол.
– О господи, – покачала головой Эди, – сейчас не тот момент, чтобы разыгрывать сухаря и педанта, Гауэйн.
Дверь распахнулась, и Бидл появился на пороге в сопровождении мистера Риллингза, которому было поручено разливать вино. Четыре лакея внесли накрытый стол, поставили его и два стула по обоим концам в середине комнаты.
Гауэйн назвал имена тех слуг, которых Эдит еще не видела. Поведение и вид ее были безупречными, как и полагалось молодой леди. Она вела себя со всеми учтиво и вежливо, и с несколько бо́льшим теплом – с мистером Бидлом.
Супруги заняли свои места за столом, уставленным серебряными тарелками и приборами и фарфором, на котором красовался герцогский герб. Эди молча смотрела в тарелку, пока мистер Риллингз объяснял, какие вина подаст к ужину.
Потом за дело взялся Бидл: он стал рассказывать о деликатесах, лежавших под серебряными куполами. Гауэйн рассеянно отметил, что слуги сумели прекрасно воссоздать обстановку Крэгивара даже в незнакомом окружении отеля.
Дворецкий был несколько многословен, что отнюдь не стало новостью. Гауэйн унаследовал его вместе с Бардолфом и считал, что не стоит труда вбивать в него необходимость говорить более кратко.
Но теперь, в самый разгар его речи, Эди подняла руку. Он замолчал.
– Мистер Бидл, – мягко заметила она, – думаю, сегодня вечером я предпочту радость открытий.
Дворецкий уставился на нее. Он явно не привык к тому, чтобы его прерывали. Дом герцога управлялся, как часы, в постоянном ритме, подобно приливам и отливам; все происходило в нужный момент и в определенный период времени.
Эди улыбнулась ему, и наконец до дворецкого дошло, что пора уходить. Он выстроил лакеев и Риллингза – и все покинули комнату.
– Работа настоящего мастера! – воскликнул Гауэйн, поднимая бокал и широко улыбаясь. Как приятно знать, что больше он не единственный источник власти в его мире. Эдит тоже будет здесь. Рядом.
– Меня меньше интересуют подготовка и ингредиенты еды, чем тебя. Блюдо выглядит и пахнет как вкусная тушеная говядина, и это все, что мне нужно знать, – заметила она.
– Я никогда внимательно не слушаю, если Бидл объясняет меню.
– В таком случае почему, спрашивается, он дает такие подробные описания?
– Так было всегда.
Эдит свела брови:
– Мне это не кажется разумным объяснением.
– Думаю, ему доставляют огромное удовольствие столь длительные разъяснения, – пояснил он.
Эдит замерла, не донеся вилку до рта, и Гауэйну отчаянно захотелось отшвырнуть стол, и пропади все пропадом, если грохот разбивающейся посуды перебудит весь Лондон. Он отнесет ее в постель – и…
Стантон глубоко вздохнул. Герцоги не теряют самообладания. Не набрасываются на жен. Это ниже их достоинства.
– Ты очень заботлив. Мало кого волнует душевное состояние дворецкого, – выдавила Эди, сглотнув. Ее губы блестели, и ему захотелось запрокинуть голову и завыть. Ему не нужна чертова еда!
Но Гауэйн поднес бокал к губам и постарался думать о вкусе вина: оно сделано из винограда, росшего в горах, спелого, сладкого, дающего золотистый цвет, как рассказывал Риллингз… Но думать о вине не получалось.
Эди съела еще два кусочка, пока герцог наблюдал, как двигаются ее губы и мысленно пересматривал список того, чем еще можно занять свои неугомонные мысли.
– Мне так жаль, что твоих теток не было на свадьбе. Они будут расстроены, как думаешь?
– Очень сильно сомневаюсь. Они будут счастливы познакомиться с тобой, но посчитают все волнения насчет свадьбы предательством характера истинного ученого. Они, например, еще не приезжали в Крэгивар, чтобы познакомиться с Сюзанной. Это может помешать программе тренировок.
– Сколько всего я должна съесть? – спросила она, проглотив еще кусочек.
– Ты о чем?
– Полагаю, ты решил, что я должна подкрепиться перед тяжким испытанием, которое ждет впереди? Должно быть, по твоему мнению, именно я нуждаюсь в еде, поскольку ты не прикоснулся к своей.
– Ты моя жена, – сказал он извиняющимся тоном. – Я ответствен за то, чтобы ты была хорошо одета и сыта.