Однажды в Зубарихе

– То так конечно, просто с чудиной она. Она какая-то в себе вся, не по сторонам, как все люди, а внутрь себя глядит, и что вокруг делается, жизни-то и не видит. Болезнь это Миш. У нас ведь тоже отец… ну ты знаешь, с чудиной, с другой правда. А уж как нам перед сторонними стыдно за него бывало. А уж мама, так больше всех мук приняла. Вон мать-то у нас какая, а отец? А ты говоришь, хороший мужик… то, что не пьёт да не дерётся, то ещё не всё…

– Да брось ты Лиз. Как печати какие ставишь, нормальный, ненормальный, с чудиной ли, без ли. Да если присмотреться получше, поди в каждом кака чудина найдётся. Только вот почему-то водку или самогонку жрать на работе, это у нас чудиной не считается, или там, молоко разбавлять, дрова, сено воровать, а вот если работать как лошадь, или как твой отец детей всё жизнь жалеет, так это значит чудина.

– Не знаю Миш, спорить не стану. Мать у нас тоже на работу злая, её же никто малохольной не считает. Нет, с Талькой тут другое. Баба она верно, первее всего бабой должна быть. Ты вон с Верой со своей развёлся, потому как семейного в ней ничего не было. Ну а Талька… ну какая она баба, ни то ни сё. Да и вид, лапы, плечищи, хорошо хоть молчит, если бы рычала, так и впрямь, медведица настоящая.

– Да уж, что есть, то есть,– Михаил усмехнулся припоминая.– Тут у меня стычка случилась с Васькой Митиным и Егором Скворцовым. Напились они на клевере, а я не сдержался, да и отвалтузил их маленько. Слышала небось?

– Слышала. Про то столько уж наговорили, не поймёшь, что врут, а что взаправду говорят. Только, думаю, врёт Мельничиха, что Талька на Ваську обниматься кинулась.

– Конечно врёт, что ты её не знаешь, метёт как помелом… Я и сам удивился, что встряла она, Талька-то. Понимаешь, мужики все рты поразинули, а она подсобила.

– Ой, Миш, а я ещё слышала, что вроде с вилами на тебя Васька-то пёр… Неужто?– с тревогой спросила Лиза.

– Не знаю Лиз, сам не видел, то ведь за спиной у меня было. Я ж Егора как раз валтузил. Какие-то вилы там валялись рядом, но точно не скажу. А расспрашивать, кто видел… знаешь, как-то неудобно.– Михаил на мгновение собрал морщины на своём широком лбу, что-то осмысливая, но тут же отмахнулся, как от наваждения.– Так вот, стал я Тальку-то от Васьки отдирать, поверишь, вот так за руку взял,– Михаил для наглядности взял Лизу за руку выше локтя,– а там не рука, камень, мускулы сплошняком, еле отодрал.

– Миш пусти, больно… Я ж тебе не Талька,– Лиза игриво с улыбкой высвободила руку.

– Прости, забылся,– Михаил виновато заглянул Лизе в глаза, и, убедившись, что она не сердится, продолжил.– Она с каких уж лет как мужик вкалывает и в поле и дома. Это ж какая тренировка, похлеще чем у спортсменов… Ты что руку-то трёшь, неужто всё ещё больно?

– А ты как думал. Привык, небось, тут с деревенскими, они-то чай все как кобылы. А я женщина нежная, городская. Во посмотри синячище какой будет, Лиза закатала рукав кофты.

– Ты гляди, и всамделе… Как же это меня угораздило? Тебе ж теперь и кофты без рукавов не одеть, мать-то, чай сразу углядит,– искренне сокрушался Михаил

– Без рукавов, без рукавов… Как мне в баню-то теперь, смотри сколь наставил?– Лиза с притворным недовольством подняла юбку, чуть приспустила лыжные брюки, и там, на глянцевой белизне бёдер, в местах не тронутых загаром показала темноватые отметины от пальцев Михаила.– После Тальки тебя вообще к мягким бабам подпускать нельзя,– в голосе Лизы послышалась ревность и Михаил это почувствовал.

– Ну, ты тоже скажешь, какая Талька, я вообще после Веры ни с кем, с тобой вот с первой.

– Так я тебе и поверила, небось все девки на деревни к твоим услугам?

– Да пошто они мне Лиз, малолетки эти, они ж дурочки ещё совсем. Ходят, вона, беретки синие оденут, все как одна, да ещё взяли моду песни хором распевать, что по радиотрансляции наслушаются. Слышала, что сполняют-то, нонешна молодёжь… ну, что есть сила и воля у них, чтобы стать героями нашего времени?– с иронией спросил Михаил.

– Ой, Миш, слышала,– Лиза зашлась в тихом смехе, повалившись спиной на шалаш…– Я как первый-то раз услыхала, чуть со смеху не померла. Мама смотрит и не поймёт, что со мной. Чуть, не каждый вечер, говорит, сейчас такое поют, что по радио услышат, слова перепишут и поют хором. Кому в Москве вот так сказать – не поверят. В городе-то думают, что как в старину, народные да частушки. В Москве сейчас все про медведей поют, из кинофильма "Кавказская пленница", а мне больше старые нравятся, "Ландыши" например. Но про этих героев, наверное, кроме радио вот только здесь и услышишь, совсем свихнулись, такое на посиделках петь.

– А ведь знаешь Лиз, оне меня тут и взаправду за того самого героя принимают, девчонки-то эти. Как-то даже в Воздвиженку, в школу нашу приглашали выступить перед старшеклассниками, как участника ударной стройки и так далее. Так я отказался, де занят, да говорить не умею. А что мне им сказать-то было, дескать, езжайте ребята и девчата? А потом бы они меня в том, что жизнь им поломал обвиняли. Правду сказать, тоже не могу, в партию вот поступил.