Однажды весной в Италии

Все пальто свалили в спальне, превратив ее в раздевалку. Филанджери стал знакомить Сент-Роза с гостями. Плоскую девицу звали Джина. Вторая — Мари, — как он заметил, не носила лифчика, и у нее были полные, чувственные губы.

— Очень приятно! — сказала она певучим голосом.

— Мы пришли вновь полюбоваться статуей нашей Венеры, — сказал мужчина по имени Адриано, и гости направились в мастерскую.

— Как, вы ее не узнали? — спросила Джина. — Это она позировала для статуи «Весна». Любуйтесь же!

Сент-Роз посмотрел на Мари, снимавшую покрывало со скульптуры.

— Истинный шедевр, — сказал капитан. — Как, впрочем, и сама модель, — галантно добавил он.

Гости обменялись несколько вольными шутками. Джина зажгла лампу и направила ее на статую, попросив всех отойти в сторону. Во время небольшой паузы Филанджери успел украдкой указать Сент-Розу на одного из двух мужчин в штатском и шепнул: «Опасный тип». Речь шла об Энцо Тавере, которого в шутку звали Цота — прозвище, образованное из последнего слога его имени и первого слога фамилии. Это был человек лет сорока, на вид весьма самоуверенный, невзирая на короткие ноги и непропорционально большой торс. Другой итальянец, Адриано, выглядел моложе и элегантнее, носил большие очки, и его удлиненные живые глаза за стеклами напоминали глаза рыбы, плавающей в аквариуме. Но вниманием Сент-Роза завладела Мари, причем настолько, что он не отдавал себе отчета в том, какое любопытство пробудил сам. Мари была в блузке с кружевным воротничком и в черной юбке клеш с широким лакированным поясом, который подчеркивал ее талию и пышные бедра. Все в ней говорило о жадной любви к жизни. Такая женщина и любить должна со страстью. Ее тяжелые темные ресницы трепетали, как крылья бабочки, и говорила она порой мягким, многообещающим шепотом. Сент-Роз вообразил вдруг, какой должна быть Мари в любви, и ему тут же захотелось овладеть ею, бросить на постель, но не уступающую, а бунтующую, чтобы насладиться своей победой, смирить ее своим неистовством, завоевать до конца, сделав самой нежной, самой совершенной и упоительной сообщницей. Капитан продолжал ходить по мастерской и в эту минуту рассматривал бронзовую кошку, которой он долго любовался, поглаживая ее своей изящной рукой, украшенной золотым перстнем с печаткой.

— У нашего друга Рителли, — сказал Адриано, — есть книга, изданная в Швейцарии и посвященная лучшим европейским скульпторам современности. Тебе, дорогой Фило, там, говорят, отведено заметное место. Когда он узнал, что мы с тобой друзья, то буквально умолял меня вас познакомить.

— Польщен, — сказал Филанджери.

— Он так тобой восхищается!

— Спасибо.

— Отчасти еще и потому, что ты ему напоминаешь Альберта Эйнштейна.

Капитан Рителли улыбнулся.

— А мы, — сказал Цота, — прежде всего расхваливали ему твою Венеру!

Странно было, что при этих словах он вызывающе взглянул на Сент-Роза.

Вдруг Джина закричала:

— Противное животное! Терпеть не могу кошек! А эта еще, похоже, такая бездельница!

— Она и впрямь бездельница, — ответил скульптор.

— Как ее зовут? — спросил капитан.

— Ил.

— Но ведь это что-то русское!

— Кот-большевик! — воскликнул Адриано и засмеялся.

— Почему большевик, дорогой мой?

— Ох, Джина, да потому что «Ил» — марка советского самолета!

— Что за мысль — назвать так кота!

— Дорогая, — вмешался Цота, — ты же знаешь, что Фило у нас — красный! Не правда ли, Фило, ты красный?

— Не кричи так! — сказал скульптор, изобразив на лице ужас. — Соседи могут услышать, а я ценю их уважительное отношение.

Кошка с мечтательным видом наблюдала за развитием событий, ее агатовые глаза светились; тем временем Джина передавала по кругу бутерброды, которые приготовила вместе с Мари.

— Наш друг капитан Рителли только что выздоровел. Он недавно вернулся на службу. Вы знаете, что он отличился в Киренаике?

На этот раз офицер раздосадованно пожал плечами.

— Однако вы замечательно вели себя там, не надо скромничать, — заметил Цота.

Капитан укоризненно покачал головой, точно его собеседник сказал какую-то нелепость, и Сент-Роз заключил, что Рителли свойственна скромность, как всем людям, действительно знакомым с опасностью. Но Джина уже включила радио и танцевала с Адриано. Рителли пригласил Мари.

— Вы только на эту ночь останетесь у Фило?

— Да. Задержался, играя в шахматы.

— Стало быть, мы вам помешали, — сказал Цота холодным тоном.

Оба они сидели на противоположных концах дивана, скрестив ноги и держа в руках по бокалу вина.

— Что вы! Это приятный сюрприз.

— Я вижу, вы ранены в ногу.

— Пустяки. Упал с мотоцикла. Во всяком случае, мне это не мешает танцевать.

— Правда? Когда же это произошло?

— В прошлом месяце — наехал на рельс.

— Понимаю.