Однажды весной в Италии

Сент-Роз быстро поднялся по лестнице. Лифт не работал. Едва отперев дверь в квартиру, он с радостью увидел («Ах, а я-то сомневался!») конверт, оставленный Сандрой на комоде. Он нервно вскрыл его, подошел к окну, где было светлее. Пять листков, вырванных из блокнота. Почерк крупный, четкий. Но Сандра писала только о себе, о своих чувствах к Сент-Розу, о том, какую перемену он в ней произвел. Бесконечное, длинное письмо. И ничего о Луке. Абсолютно ничего. Сент-Роз разочарованно скомкал листки и с досадой бросил их на стол. На улице какой-то старик, согнувшись в три погибели, с трудом толкал в гору свою тачку, и мускулы Сент-Роза сами собой напряглись. Он снова взял письмо, разгладил его рукой, вновь перечел одну страницу за другой в надежде найти какую-нибудь пропущенную второпях важную подробность. Но нет, Сандра занималась лишь собственными переживаниями, вспоминала свое прошлое, детство, Луиджи. Весь Рим думал теперь только о заложниках, которых вот-вот могли расстрелять, а эта женщина в такой день пустилась в истерическую болтовню о своих чувствах и убеждала Сент-Роза, как сильно она его любит. Подумать только, а он-то обрадовался, что она приехала в Париоли, чтобы поскорее сообщить ему долгожданную новость! Что она сразу отправилась в путь, чтобы передать ему указания Луки! Но чего можно ждать от такого легкомысленного создания? Раздосадованный, он порвал письмо и конверт и бросил клочки в корзинку для бумаги. В сумраке розовый балдахин над кроватью, его колонки, бахрома и мягкие складки напоминали о любовных утехах, о мире радостей и эгоистических наслаждений. Он в раздражении отвернулся. Затем, когда появился электрический свет, включил радио. Говорила Римская радиостанция. Сначала передали сводку последних известий из Берлина: союзники ведут тяжелые бои в районе Анцио и Монте-Кассино, Лондон пылает под бомбами, русские отступают на севере, англичане увязли в Бирме. Затем подробно сообщалось об извержении Везувия и об огромных потоках лавы, двигающихся к морю. Но Неаполь находился уже вне опасности. И это все. Ни слова о заложниках, о трагедии, повергшей в ужас весь город. Сент-Роз повертел ручку настройки, и, пока он пытался поймать какую-нибудь передачу союзников, его мысли снова вернулись к Сандре, но на этот раз он думал о ней спокойнее. Сандра была натурой неуравновешенной, противоречивой, развращенной, но отзывчивой. Она не раздумывала над тем, как поступить, несомненно, была истеричной. Что же побудило ее пойти в этот день в Париоли? И почему, ожидая его, она написала это странное письмо? Он был заинтригован, но разочарование его было еще так свежо, что пересилило сожаление об уничтоженном письме.

Запах крупы в этом зале, казалось, исходил от самих стен, до половины выкрашенных отвратительной серой краской. Вся мебель — две длинные деревянные скамьи. На них было еще много места, но Филанджери предпочел ждать стоя. В соседней комнате звонил телефон — звонил настойчиво, неутомимо. Всего тут ожидало человек пятнадцать, считая и того, кто вошел последним; это был парень лет двадцати с запухшими глазами и кровоточащим ртом. Он шатался, и солдаты вели его, поддерживая за плечи и за руки. Пятнадцать — именно эту цифру называл комиссар Риера. Зачем их тут собрали? Их внешнее безразличие резко контрастировало с напряженностью взглядов. Филанджери не знал о покушении, совершенном накануне на виа Разелла. Окно с толстой зеленой решеткой находилось слишком высоко, и потому во двор нельзя было выглянуть, были видны только укрепленные на фасаде дома изоляторы на железных кронштейнах, от которых далеко в темнеющее поднебесье уходили электрические провода. Телефонные звонки в соседней комнате рождали иллюзию полной заброшенности, хотя и было совершенно ясно, что за дверью стоят часовые. Воображение Филанджери неслось вперед, как несутся подземные воды через запутанную систему каналов. Может быть, после недавних бомбардировок действительно необходим был наряд с лопатами и кирками для расчистки завалов в окрестностях города? Или, возможно, союзники начали быстро продвигаться вперед и надо послать людей строить укрепления? Или с разных фронтов свезли трупы немецких солдат и их надо захоронить? Неподалеку от Филанджери стоял человек с длинным лицом и тонким прямым носом — глубоко сосредоточенный вид придавал ему сходство с византийскими иконами. У другого лицо было плоское, жирное, глаза испуганные, с непомерно расширенными зрачками. Эти двое были настолько непохожи на остальных, что Филанджери на время отвлекся от своих мыслей. А кругом стояли люди с серыми, неподвижными лицами, исполненными достоинства.