Однажды во сне. Другая история Авроры

Но разве он не влюбился в нее с первого взгляда? Сам говорил много раз, что с первого. А почему же тогда не признался? Почему солгал? Если подумать, то кем бы она ни была – Розой ли, Авророй ли, – жизнь ее оказывалась сплошной чередой лжи и предательств. Что это – судьба или особенность нереальных миров? До чего же все надоело! Аврора чувствовала, что смертельно устала от такой жизни, ей нестерпимо хотелось проснуться, оказаться среди настоящих, не выдуманных людей. Заглянуть им в глаза. Сбросить с себя, словно змеиную кожу, свое пропитанное ложью прошлое.

– Мы уже близко? – нарушила она затянувшееся молчание.

– Странное здесь место какое-то, – спокойно, боясь нарушить возникшее между ними хрупкое равновесие, ответил Филипп. – Давно должны были показаться большие валуны, а их нет. Но как только увидим те валуны, можно считать, что пришли. Там только совсем чуть-чуть вдоль ручья пройти останется.

– Вдоль ручья. Я помню тот ручей.

Едва Аврора произнесла эти слова, как на нее обрушился новый шквал воспоминаний. Перехватило дыхание, но принцесса, преодолевая себя, продолжала идти дальше. А образы, запахи, звуки лились струей, в лихорадочном темпе сменяя друг друга.

...Валуны. Маленькая Роза играла возле этих валунов, она и сейчас чувствует на ощупь их шершавую поверхность. Вот валун, на вершину которого Роза забиралась в детстве. А возле этого валуна она собирала черные камешки, которыми можно было рисовать, как углем. А на этом валуне она однажды «свила» гнездо орла. И сама, разумеется, стала этого орла изображать.

... А вот и тетушки, заставшие Розу за этой игрой.

– Слезай немедленно! – кричит ей снизу Флора. – Леди так себя не ведут!

Две другие тетушки скептически смотрят на Флору.

– Я хочу сказать, что она же не сможет... Ну, когда... – говорит им Флора, и ее слова кажутся Розе полной бессмыслицей. Тогда кажутся, не теперь.

– А я думаю, что, если бы принцессы больше лазили по камням, порядка в мире было больше, и не случалось того, что происходит теперь, – вставляет Меривеза. Тоже чушь полнейшая. Тогда Роза подумала, что про принцесс тетя Меривеза так просто сказала, из ехидства.

– Нам необходимо наконец определиться, – рассудительно вступает Фауна. – Мы воспитываем ее как леди или как простолюдинку из леса? У нас до сих пор нет с этим ясности.

– Сложный, сложный выбор, – морщится Флора, прикладывая руку ко лбу. – В ней всего хватает: и природной грации, и благородства... Я думаю, мы обсудим это позже, а пока давайте оставим ее в покое.

Тогда маленькая Роза уцепилась за это спасительное «оставим в покое», а все остальное благополучно выбросила из головы.

Теперь, став взрослой, Аврора понимала, как трудно было тетушкам-феям растить принцессу, которая не знала о том, что она принцесса. Постепенно становились понятными их попытки – немногочисленные, правда – обучить девочку некоторым правилам этикета. Например, правильно выбирать за столом нож и вилку. Правильно пользоваться ими. Знать несколько фигур каждого придворного танца. Уроки эти, как уже было сказано, были редкими, случались только тогда, когда феи вдруг вспоминали о том, что они воспитывают принцессу. О принцессах же они, следует признать, очень мало что знали, поэтому детство Розы можно считать счастливым – по большей части никто не мешал ей бегать, прыгать и вообще делать все, что угодно, потому что это нормально. Для фей нормально, разумеется.

А каким было бы ее детство, живи она в замке? Если верить Филиппу, не видать бы ей тогда той свободы, которая была у нее в лесу. Авроре и мечтать не пришлось бы о том, чтобы по валунам полазить или вместе с лисами поохотиться. Хотя, с другой стороны, у нее были бы любящие родители. Может быть.

А может быть, оказались бы такими же родителями, как у Филиппа – ничего. Или, точнее, ничего особенного. Так, поцелуй утром перед завтраком, поцелуй на ночь, пара ничего не значащих слов днем...

Это становилось невыносимо. Поток воспоминаний сводил Аврору с ума, показывал ей одни и те же события в совершенно разном, совершенно неожиданном свете, переворачивал все с головы на ноги. Заставлял принцессу сочувствовать тем, кто всю жизнь лгал ей.

– Хочешь, я тебя понесу? – спросил Филипп, кладя на плечо Авроре свою руку. Невовремя он ее положил. Принцесса стряхнула ее и с чувством выругалась.

Шагала Аврора с трудом, стиснув зубы. Из носа у нее что-то текло – кровь, наверное, но не было сил даже поднять руку, чтобы вытереть ее.

Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы ее, как маленькую, взяли на руки тетушки, приласкали, успокоили, накормили-напоили и уложили спать. Аврора чувствовала себя несчастной, у нее все болело, кружилась голова. Может быть, все-таки разрешить Филиппу понести себя? Ему это, пожалуй, только в радость будет...

«А ну-ка, соберись!» – мысленно прикрикнула на себя принцесса, а вслух решительно ответила:

– Нет! Я сама!

Филипп ничего не ответил, только пожал плечами и пошел дальше рядом с Авророй.