ОДНАЖДЫ ЖАРКИМ ЛЕТОМ

– По-другому, – повторил отец. – Да, когда молод и беззаботен, как ты, по-другому и быть не может. – Он откинулся в кресле. – Эх, мне бы твои годы! Никаких проблем, даже думать не о чем, только о том, как развлечь себя.

– Точно.

Он снова выпил.

– И все же бывают дни, Хелен, когда не мешает посоветоваться со своим старым отцом, правда?

– Ну, наверное.

– А потому знай – ты всегда можешь придти ко мне. Всегда. На самом деле я не так стар, как тебе кажется.

– Да, я знаю.

– И не забивай голову вчерашней ссорой. В любом браке бывают моменты, о которых потом жалеешь. Ты ведь уже взрослая, чтобы это понять? Нам с мамой хорошо вместе. Остальное ничего не значит. Ни-че-го.

– Боюсь, Верти завтра уедет, – бросила я вскользь.

– Да? Почему? Ей здесь не нравится?

– Нравится, но ей что-то нужно сделать в городе, да и каникулы почти кончились.

– Да, мы тоже вернемся, нам придется вернуться.

– Налить еще содовой? – в отчаянии спросила я, заметив, что он говорит с большим трудом и запинаясь.

– Спасибо, малыш, не надо. Пора спать. Ты не знаешь, где мама держит снотворное?

– На туалетном столике. Только не пей его сегодня.

– Нет, выпью, тогда я проснусь позже… Отец ушел в спальню, и я услышала, как он сбросил туфли. Я вымыла стакан, из которого он пил, поставила его на место, а потом принялась ходить туда-сюда по комнате. Спать не хотелось – было очень душно, и вскоре по стеклам застучали первые капли дождя.

Занятия в школе начинались в середине августа, и мы вернулись в город за пару дней до этого. Лето осталось позади, но все еще было очень тепло. Все время жарило солнце, листья в саду пожелтели, а прудик почти высох.

После нескольких недель, проведенных на море, моя спальня казалась меньше, но все остальное было таким же, как раньше. Я долго рассматривала себя в большом зеркале. Ничего не изменилось, даже в уголках рта или глаз не появилось никаких морщинок. Это было молоденькое загорелое личико с довольно-таки красным обгорелым носом. Тело тоже ничего не показывало. Ничего. Я легла на кровать и уставилась в потолок. Сколько уже дней кряду я чувствовала себя умирающей? Неделю, не больше. Неужели это навсегда? Мне надо было выплакаться. Я лежала и ждала, прислушиваясь, как в отдалении стучит мячом Джон. И наконец через час в груди что-то екнуло, а потом вдруг я зарыдала. Рыдать, упиваясь своим унижением, было довольно приятно. Жалеешь себя, распаляешься, снова жалеешь, пока не успокоишься, обновленная, как после долгого крепкого сна.

Когда я встала и умылась, я ощущала только освобождение и облегчение. Все кончилось. Кстати, сцена с Верти не была даже настоящей сценой. Когда она в ту ночь пришла домой, я дожидалась ее, сидя целиком одетой на своей кровати. Когда она появилась, я попросила ее закрыть за собой дверь, сказала, что видела ее днем с Френсисом. Она окаменела, а потом спросила:

– Ты сердишься, да? Но это же ничего не значит – маленькое развлечение. Мы немножко повеселилась, вот и все.

– Я не сержусь, – ответила я. – У меня нет права ни на твою жизнь, ни на жизнь Френсиса.

– Нет, – согласилась она с облегчением. – Как мило с твоей стороны воспринимать все именно так, а я, наверное, поступила не очень честно. Прости, Хелен, я виновата.

– Не стоит, – отозвалась я, забирая постельное белье. – Сегодня я буду спать на веранде. Кстати, я уже сказала папе, что ты завтра уезжаешь.

– Ах вот как! – воскликнула она. – Но это же было случайностью. Мы просто гуляли по берегу…

– Хватит, Верти. Не надо ничего говорить. – Выходя, я последний раз обернулась. – Хочу только добавить, что ты самая подлая и гадкая тварь, которая рождалась на свет. Спокойной ночи.

На следующее утро мы не обменялись ни словом. Когда я села завтракать, она не подняла глаз от своей тарелки. Мама говорила, что глупо уезжать так неожиданно, но я сказала, что Верти надо купить какие-то учебники, и она не стала возражать против такой версии. Я выиграла – это было маленькой компенсацией за предательство и унижение.

Что я думала о Френсисе? Пусть это не покажется странным, но я испытывала к нему некоторую благодарность. Он дал мне так много. Но в то же время он разбудил в моей душе что-то дикое, холодное и жестокое, за что должны были расплатиться позже совсем другие люди. Я решила извлечь из этой печальной истории урок – больше никто не захватит меня врасплох, теперь я собиралась всегда быть настороже против всех и всего. Другие люди, другие мужчины должны были расплатиться за боль, которую он мне принес. Как было этого добиться? Я должна была воспитать каменное сердце и тело, на которое все бы смотрели с упоением, но не смели трогать.

На ком было сорвать дурное настроение, кому причинить боль? Это должен был быть кто-то любимый, чтобы ему действительно стало больно. Я вспомнила про Нелли. Я знала, что она хорошо относится ко мне, и сама любила ее. В тот же вечер я спустилась в ее комнату, как делала довольно часто. Она листала какой-то еженедельник и сразу подняла на меня добродушные глаза.

– Почему ты не вычистила утром мои туфли? – спросила я без предисловий.