Однажды звездной ночью

Человек, который убил милиционера Лукьянова, был из своих. Это ни у кого не вызывало сомнений. Чужого Лукьянов ни за что не впустил бы в помещение сберкассы и, тем паче, не сел бы с ним выпивать. А медицинское вскрытие показало, что Лукьянов перед смертью крепко выпил и закусил копченым салом. Сало его было собственного посола и копчения – он страшно любил такие штуки и оборудовал дома знатную коптильню, в которой священнодействовал сам. Вообще-то в Заманихе копчености отчего-то не любили и не делали. Сало солили, да, но кто ж его не солит? А вот коптили только Лукьяновы, так что сомнений не было, и жена покойного подтверждала: сало Николай принес из дому себе на ужин. И разделил его, судя по всему, с человеком, который его убил. Отдал ужин врагу, как советуют врачи…

Когда оперативник Бушуев узнал о результатах вскрытия, он подумал, что убийца, конечно, был человек расчетливый и осторожный. Скажем, он мог бы прийти со своей закуской, с селедкой, к примеру, или с колбасой. Но он побоялся оставить даже малейшую зацепку. Ведь продавщица сельмага Валентина определенно вспомнила бы, кто у нее покупал нынче блатную селедку и еще более блатную колбасу. Того и другого в сельмаг привозили так мало, что Валентина распределяла бочонок сельди и несколько батонов колбаски строго по своим. И список этих «своих» был весьма ограничен. Конечно, при допросе Валентина ничего не скрыла бы, тем паче что ее блатные и так были известны всей Заманихе. А потом милиции осталось бы только прошерстить этот круг… Разумеется, убийца мог бы прийти с каким-нибудь домашним продуктом на закуску, с пирогами, или винегретом, или солеными огурцами. Но имелась тут одна закавыка. Лукьянов, чей желудок был избалован кулинарными талантами его жены, постепенно и окончательно отрешился от незамысловатой деревенской пищи, например квашеной капусты или бочковых огурцов. Он ел только маринованное, только с уксусом. Остальное в рот не брал, даже когда сидел за чьим-нибудь богато убранным столом. На деревенский вкус маринованное – это сущая кислятина, Николая считали привередой, жену Альбину – вообще сдвинутой, и хозяйки терпеть не могли звать Лукьяновых в гости. Больно много из себя строят! Таким образом, он не стал бы закусывать принесенным соленьем. Пироги – да, пироги он любил, но, обнаружив в его желудке остатки пирога, не столь уж трудно было выяснить, кто в деревне накануне пек пироги. Поэтому убийца обезопасил себя как мог и пришел со своей выпивкой, уверенный, что закуска найдется у Лукьянова. Так оно и вышло. А поскольку в сельмаг уже четвертый месяц завозили только портвейн «Три семерки», его преимущественно и пили все мужики, ругательски ругая райкоопторг, который, видать, на этих «Трех семерках» окончательно помешался. А вот Лукьянов этот портвейн очень любил и вовсю нахваливал райбазу. И убийца навестил Лукьянова с портвейном.

Конечно, могло статься так, что Лукьянов пришел на дежурство со своим боезапасом и выпил сам-один, еще до того, как пришел убийца. Но куда делась бутылка? Ни в сберкассе, ни в мусорном ящике во дворе ее не нашли. И куда пропал стакан, из которого он пил? Лукьянов не стал бы их прятать. Сунул бы под стол, или за печку, или в какой-нибудь угол, да и ладно. Но нет. Значит, их унес убийца – вместе со своим стаканом. Определенно на бутылке были его отпечатки, как и на его стакане и, очевидно, на стакане Лукьянова. То ли взялся за него случайно, то ли менялись они с Лукьяновым потом стаканами, ведь когда хорошо примешь, уже не больно-то важно, из чего пьешь. Он мог бы вытереть и бутылку, и посуду, но решил не рисковать. И унес. А выбросил небось в речку Заманиху или где-нибудь в лесу закопал, поди теперь сыщи!

Да, убийца очень старался уничтожить даже самые мало-мальские следы, которые могли бы привести к нему. Но самим этим старанием он проложил для оперативника Бушуева один важный, четкий след. Ведь чтобы позаботиться об уничтожении отпечатков пальцев, надо знать, что они вообще остаются и что их будут искать. Хотя, положим, в наше время это ни для кого не секрет. Детективы вон полны описанием разных дактилоскопических экспертиз. И если Заманиха никак не подпадала под статистику, согласно которой в Советском Союзе самая читающая публика в мире (в сельмаге аж два года назад вообще закрыли книжный отдел по причине полной невостребованности какой бы то ни было литературы), то газеты здесь все-таки читали, радио слушали и телевизор смотреть очень любили. А по телевизору фильмы про расследования частенько показывают. То есть про отпечатки пальцев знают многие.

А вот насчет вскрытия и подробного исследования содержимого желудка… Между последним ужином Лукьянова и его гибелью прошло не более получаса, за это время пища еще не успела перевариться. Учесть это мог не всякий, а только человек сведущий. В понимании Бушуева таким сведущим мог оказаться только свой. Сотрудник органов. Мент. На худой конец – бывший мент.