Одним лайком меньше

Еще до того, как с ее губ слетает ответ, мне уже ясно, что она скажет.

Подставляю стул и сажусь так, чтобы видеть ее лицо.

– Коко, – говорю я. – У меня к тебе серьезный вопрос. Посмотри мне в глаза, пожалуйста. Спасибо. Хочу спросить про игрушку. Может, кто-то тебе ее дал или подарил? Вспомни.

Моя дочь уверенно качает головой.

– Нет?

Она еще сильнее качает головой.

– Ты хочешь сказать: «нет, не помню» или «нет, никто не давал»?

– Нет, – повторяет Коко.

Выпрямляюсь, расправляю плечи, массирую шею. Пора применить другую тактику.

– Коко, помнишь, мы с тобой беседовали про правду и вымысел?

Она нерешительно кивает, не глядя мне в глаза.

– Помнишь, мы обсуждали, что нужно всегда говорить правду? Это очень важно.

Коко по-прежнему не смотрит в глаза, но все же кивает.

– Так вот, я еще раз спрашиваю: где ты взяла игрушку?

– Нашла, – говорит она.

– Нашла?

– Нашла.

Слава богу, думаю я. Прямо гора с плеч.

Интересуюсь, где она нашла игрушку. В магазине? Коко задумывается, потом подтверждает: в магазине.

– В каком?

Она не может объяснить.

Делаю глубокий вдох, считаю до двадцати и объявляю, что пора набирать ванну.

Похоже, серьезный разговор о необходимости всегда говорить правду не отложился у моей дочери так глубоко, как хотелось бы.

Недавно нам с Эмми позвонили из детского сада и предложили обсудить причуды Коко. Под «причудами» имелись в виду ее новообретенные привычки: шарить по рюкзачкам, таскать чужие вещи, а потом говорить, что дети ей их подарили. Переворачивать все вверх дном и сваливать на других. Хвастаться, какие мы знаменитые, рассказывать, куда мы ездили в отпуск (например, на Луну). Воспитательница хотела узнать, не повторяет ли Коко свои «причуды» за пределами детского сада, может ли ее что-то расстраивать или беспокоить дома, и вообще, что мы думаем по этому поводу. «У нее просто богатое воображение, – вступилась Эмми за нашу дочь. – Я в ее возрасте была точно такая же».

Кто бы сомневался…

Мы поставили стулья в круг и провели с Коко серьезнейшую беседу. Нельзя сочинять небылицы и преувеличивать. Не стоит пытаться произвести впечатление, притворяясь кем-то другим. Не следует обманом заставлять детей отдавать свои вещи. Воспитательница с энтузиазмом кивала.

Вы не подумайте, что мы с Эмми не оценили иронию ситуации. Я всегда говорил и не устану повторять: Коко делала все это не со зла. Моя дочь – безобиднейшее создание. Не сомневаюсь, она прекрасно отличает правду от вымысла, просто ей нравится развлекать, веселить людей. Хочу подчеркнуть – она поразительно умная девочка, гораздо умнее остальных детей в группе, а если уж совсем откровенно, даже умнее воспитательниц. Бо́льшая часть того, что они называют «причудами», – явно шутки, розыгрыши. Например, Коко спрятала свои туфли и перемешала обувь остальных детей или за обедом тайком поменялась тарелками с сидящей рядом девочкой.

Тем же вечером, уложив Коко спать, мы с женой от души посмеялись над ее выходками, однако Эмми явно разозлилась. «Эта воспиталка – предвзятая дура, – вдруг фыркнула она минут через двадцать после того, как мы сменили тему. – Ты же понимаешь, почему она все это устроила?»

Я произнес какую-то умиротворяющую банальность.

– Думаешь, она стала бы разговаривать с нами – точнее, со мной – в таком тоне, будь я юристом или рекламным агентом, если бы я официально работала? В группе Коко у одного ребенка двойной пирсинг, второй гадит в штаны, третий ест только сосиски, у четвертого вши – а показательную порку устраивают мне!

– Ты совершенно права, – сказал я. – У детей бывают причуды, все через это проходят.

Нам следовало бы беспокоиться, подчеркнул я, если б наша дочь действительно умела лгать. Чтобы врать как следует, нужно помнить все свои выдумки, держать в памяти каждое отступление от правды. Эмми в этом настоящий профи, а Коко – нет. Не моргнув глазом, она сама себе противоречит: заявляет сначала одно, потом другое, потом третье, или утверждает, что ни при чем, хотя я все видел. Не удивлюсь, если она станет отрицать свою причастность, даже делая что-то недозволенное прямо у меня на глазах. В общем, моя дочь – во всех смыслах плохая лгунья.

Честно говоря, при обычных обстоятельствах я нахожу эту ее склонность забавной. Например, когда она рассказала подружкам, будто у нас дома есть потайная комната, битком набитая сладостями, или про отпуск на Луне. В большинстве случаев вранье настолько неправдоподобно, что остается лишь посмеяться.

Однако нынешние обстоятельства далеки от нормальных.

Облегчение от того, что моя дочь цела и невредима, поблекло, а напряжение из-за невозможности выяснить, что именно произошло в те восемь с половиной минут, возросло. Я по-прежнему не понимаю, почему Коко ушла из обувного магазина и как оказалась на первом этаже торгового центра. Мне до сих пор не ясно, где она взяла игрушку. Пока я купаю ее и чищу ей зубы, продолжаю задавать вопросы. Ответы расплывчаты, неправдоподобны или противоречивы.

Когда Эмми с Медвежонком приходят домой, я все еще пытаюсь докопаться до сути, восстановить цепь событий.