Пару часов назад Эмми сообщила хорошую новость. Раз уж ты прошла в финал, то обязана его выиграть, сказал я. Кто бы мог подумать: моя жена – на телевидении… Не просто говорящая голова или одна из приглашенных гостей, а ведущая собственного телешоу. «Твое имя будет в названии?» – спросил я. Не забегай вперед, ответила Эмми, название еще не утверждено. Ее глаза сияли. Мы оба знаем, что ты выиграешь, уверенно заявил я. Моя жена скромно улыбнулась. «Скажу тебе так, – отозвалась она, – ради этой работы мне пришлось отдать свое лучшее видео». Я «загуглил» имя продюсера, имя режиссера, а теперь «гуглю» всех, кто участвует в съемках. Похоже, в шоу задействованы профессионалы, работавшие со знаменитостями и создававшие программы, о которых даже я слышал или хотя бы читал отзывы в «Гардиан». Только когда Эмми уходит проверить, как там дети, я понимаю, что забыл спросить, о чем, собственно, будет передача.
Пока Эмми наверху, жужжит ее телефон. Бросаю взгляд на экран.
И будто земля уходит у меня из-под ног.
Из всех извращенных и отталкивающих мерзостей интернета инстаграм-ролевики – иногда они пользуются хэштегом #рп, помещая его в конце длинного блога хэштегов, которые никто не читает – кажутся мне самыми гадкими. Во-первых, их деятельность отвратительна, бестактна и неэтична, а во-вторых, я решительно не могу представить себя на месте такого человека. Это все равно что совершать идиотские, не смешные, опасные поступки (например, выпить миску блевотины или швырять пакеты с водой в незнакомых людей на эскалаторе в торговом центре). Это все равно что троллить родителей подростка, покончившего с собой или выжившего в школьной перестрелке, или целыми днями слать злобные сообщения цветной актрисе, якобы не подходящей на роль в «Звездных войнах». Не понимаю, в чем прикол, – красть фотографии чужих детей, постить в «Инстаграме» под вымышленными именами, придумывать истории об этих детях и их родственниках. Только представьте – реальные фотографии реально существующих детей. Даже если б у меня не было семьи, я счел бы подобное поведение как минимум нездоровым.
Сюзи сообщила, что наткнулась в «Инстаграме» на аккаунт с фотографиями Коко.
Разумеется, я разблокировал телефон Эмми (да, я знаю ее пароль: дата рождения Коко) и прошел по ссылке.
На первом снимке Коко держит меня за руку и вполоборота смотрит в объектив. Хорошо помню тот день. Стоял конец лета, было сухо и ясно, лишь легкая прохлада в воздухе намекала на скорое наступление осени. У тротуара скопились опавшие листья; Коко со смехом разбрасывала их ногами. Мы ждали на пешеходном переходе, пока женщина-регулировщик остановит машины. Коко махала пухлой ручкой водителям, а я рассказывал, как здорово будет познакомиться с новыми ребятами в детском саду. Отведя ее в сад, я подождал, пока она не начнет играть с детьми, потом незаметно ушел и сел в «Старбакс» неподалеку, на случай если позвонит воспитательница, – вдруг Коко расстроится, и нужно будет ее успокоить. Разумеется, моя помощь не потребовалась. Коко вообще не встревожилась при виде новой воспитательницы и новых детей. Когда я пришел забрать ее, она удивилась, что уже пора домой.
Все подписи под фотографиями – про малышку Рози («наша ДД – дорогая доченька»), которая с трудом засыпает. Самое неприятное – десятки, сотни комментариев; удивительно, сколько людей готовы выразить сочувствие и поделиться опытом укладывания детей.
Мысль о том, что кто-то публикует в интернете снимки моей дочери, называет ее вымышленным именем, пользуется людской доверчивостью и нарушает наше право на частную жизнь, переполняет меня гневом.
Я испытываю сильнейшее искушение написать под фотографией какой-нибудь жесткий, угрожающий комментарий. Нет-нет, я не собираюсь грозить физической расправой. Хочу припугнуть полицией и судом.
Эмми спускается по лестнице. Она уже в пижаме, на лице – питательная маска, волосы собраны в пучок.
– Ну, как дела?
Молча киваю на экран.
– Что там? – удивляется она.
– Смотри.
– Что это? – Эмми одной рукой забирает у меня телефон, другой поправляет полотенце.
– Сюзи Вао прислала ссылку, – говорю я.
– Ага, ясно.
Моя жена с бесстрастным лицом листает ленту блога. Просмотрев несколько фотографий, возвращает мне телефон.
– Надо позвонить Айрин, – говорит она.
Глядя ей в глаза, я качаю головой.
– Эмми, хватит. Довольно.
– Ты не хочешь, чтобы я звонила Айрин?
– Я хочу, чтобы Коко больше не было в интернете. Чтобы обоих моих детей больше не было в этом долбаном интернете!
Эмми тяжело вздыхает. Я знаю, что она скажет. Это бывает не только с блогерами. Такое может случиться с каждым, кто выкладывает в соцсеть фотографии своих детей. Интернет – просто интернет, он не имеет отношения к реальной жизни. Меня всегда поражала способность Эмми не обращать внимания на критику в Сети, игнорировать хейтеров, пышущих ненавистью и расточающих брань в ее адрес, оставаться равнодушной к едким репликам незнакомых людей по поводу ее одежды, внешнего вида, текстов, материнских качеств.
Но это – другое дело. Совершенно другое дело. Речь идет о моем ребенке.