Одно чудесное пари

– Я ей говорю: «Вашей маме зять не нужен?» – рассказывал складный, дочерна загорелый парень, совсем молодой, лет, максимум, двадцати – двадцати двух. – А она смотрит на меня вот такими глазами! Точно на монстра из этого фильма, как его…

– Дык чему ты удивляешься? – хмыкнул его собеседник. Ему можно было дать все пятьдесят, а то и больше – лицо в глубоких морщинах, а ежедневные «сто грамм» в честь конца смены добавили синюшных красок к портрету. – Она небось тоже какая-нибудь секретутка из офиса. Вот и думает: чего этот чумазый ко мне липнет? Кто он такой?.. Я-то вся из себя расфуфыренная, чистенькая, надушенная – как он со своим цементом под ногтями ко мне в китайские трусы полезет…

– Да я получаю в два раза больше ее, а то и в три, – горячился парень. – Я бы ей самые крутые трусы купил. А то и вообще посадил бы дома. Пусть себе сериалы смотрит, борщ варит да детей растит. А деньги я уж как-нибудь сам заработаю.

– Не, – покачал головой старший. – Скажу тебе: это последнее дело – бабу с работы выдергивать. Очумеет от скуки дома, начнет к тебе прикапываться. Где был, с кем, да когда придешь, да чего бухой, да чего денег так мало… Помяни мое слово. Я, когда молодой был, точно так и облажался. Надька заныла, мол, надоело мотаться на другой конец города, я сдуру и говорю – увольняйся. А через полгода прямо взвыл, такую плешь она мне проела. И я тогда, не будь дурак, определил ее в цветочный магазин – букеты заворачивать. Враз человеком стала. С утра встает, красится, наряжается, будто на свиданку собирается. Я шучу – ты кого, мол, охмурять собралась, паразитка? А она мне этак обиженно – у меня работа, мне нужно выглядеть соответственно. А так сидела дома, клуша клушей, в халате да тапках, целыми днями нечесаная. Только толстела да меня пилила…

Невольные слушатели «откровений из народной жизни» страдальчески поднимали глаза вверх на индикаторы движения лифтов и изо всех сил делали вид, что не слышат этих разговоров. Наконец их терпение было вознаграждено: одновременно спустились сразу два просторных лифта и повезли мучеников наверх.

В кабине Михаил Викторович стал свидетелем уже совсем других разговоров. За его спиной женский голос негромко, но довольно живо рассказывал:

– …так вот, в этой книге мне попались замечательные слова: «Если тебе скучно и давно не было проблем – тебе обязательно надо влюбиться! А если проблемы не нужны, оставь это гиблое дело». И я подумала: как это верно сказано, как верно! Действительно, иногда позволяй логике и здравому смыслу побороть обманчивые чувства…

Стоявший рядом с Михаилом низкорослый молодой человек с аккуратной бородкой сердито что-то выговаривал вполголоса нескладной девице, бывшей выше его на голову. Девица виновато опускала глаза и краснела, принимая начальственный нагоняй. А в это же время на глазах у Еремина происходил другой, безмолвный, но столь же исполненный внутреннего драматизма диалог: две до блеска отполированные дамочки под тридцать напряженно исследовали внешность друг друга. Дотошно оценивалась каждая деталь, от туши для ресниц – не дай бог, ресницы слипнутся – что скажут девочки в отделе? – до туфель. Уж не Маноло ли Бланик? А подвеска, неужели от Тиффани? Ну, сумочка-то понятно, Виттон. У каждой работницы офиса должна быть сумка Виттон, это вопрос чести. Девушка может путать Ван Гога с Ван Дамом, считать, что Ангара – это курорт в Турции, и уверять всех, что супругу Пушкина звали Наташей Ростовой, и ей это простят. Но не иметь сумку Виттон – это верх неприличия!

Михаил только усмехался, глядя на эту безмолвную дуэль. Сам он считал, что стремиться к общим, универсальным стандартам внешности – безумие.

Кабинет Еремина находился на двенадцатом этаже. Таня, секретарь-референт, как всегда, была уже на месте и, как всегда, приподнялась, увидев шефа. Она напоминала ему в такие моменты школьницу-отличницу, которая дисциплинированно встает, когда в класс входит учитель.

– Доброе утро, Михаил Викторович!

– Доброе, Танечка, доброе. Будь любезна, свари-ка кофейку, да позови ко мне Ковальчука.

Войдя в кабинет, он первым делом распахнул окно – пусть кабинет проветрится. Свежий воздух Еремин любил, и даже то, что на дворе было прохладно – осень в этом году пришла в Москву четко по расписанию, – его не смущало. Станет холодно – можно и закрыть. Повесив куртку на плечики и убрав ее в шкаф, Михаил Викторович удобно устроился в кожаном кресле и открыл ноутбук. Вскоре дверь приотворилась, и в проеме показалась лысеющая голова директора по персоналу.

– Вызывали, Михаил Викторович?

– Да, Андрей, входи. – Еремин кивком указал Ковальчуку на кресло для посетителей. – Хотел поговорить с тобой насчет Вешняков…

– С отделочниками все в ажуре, – заверил Андрей. Судя по всему, он был очень рад возможности похвалиться перед начальством, аж лысина заблестела от удовольствия. – Штат полностью укомплектован.

– Это отлично, – кивнул Еремин. – Но тут, понимаешь, такое дело… Я уж крутил, прикидывал и так, и этак… Все равно придется прораба из Вешняков на другой объект перебросить. В Мытищи.