— Ну что ты заладила одно и то же… Я хочу поговорить с тобой о моём классе. У них что-то происходит, а я не могу понять — что. Ты же знаешь, в этом классе один мой клиент — Боб Антуфьев, ну, может, ещё музыкант Левушка. Остальные же меня в упор не видят и не слышат. Что для них история и историк в придачу к ней?! Вспомогательный предмет… Как хочешь, но, из соображений педагогического авторитета, в твоей гимназии классными руководителями должны быть только математики…
— Где же я наберу столько математиков?
— Тогда, может быть, немного переставить акценты? Чтобы те, кто не математические гении, не побеждает на всероссийских и прочих конкурсах, не чувствовали себя второсортными и не комплексовали? Ведь все ваши программы ориентированы на них — на гениев, им — всё внимание и весь педагогический пыл. Остальные — балласт…
— Это вечный педагогический спор, Максим, — нужны ли спецшколы и какими им быть. Мы сейчас с тобой его не разрешим… Хотя… На кого же, по-твоему, должны быть ориентированы программы математической спецшколы, как не на математически одарённых детей? Ладно, ладно, не буду… И что же происходит с твоим классом? Там, между прочим, настоящих математических гениев всего ничего — два с половиной: Варенец, Альберт и половина Райтерштерна… Довольно слабый класс, по нашим, гимназическим меркам. Много детей спонсоров, а с них какой спрос… Потому я тебе его и отдала.
— Спасибо, Ксюша! Послушай, а Витёк? Виктор Савельев. Почему ты не считаешь его?
— Витя усидчивый, вдумчивый мальчик. Не без способностей, конечно, но звёзд с неба… сам понимаешь. Он даже ни в одной районной олимпиаде не участвовал.
— Почему? У меня есть сведения, что на контрольных он решает задачи за половину класса, объясняет всем решения, по собственной инициативе занимается с отстающими. Вот сейчас он начал заниматься с Ветлугиной. Я так понимаю, что ситуация с ней стала менее острой?
— Да, у неё появились твёрдые тройки. Так это Витя с ней занимается? Молодец, мальчик! Они с Лизой раньше дружили, с первого класса, их учительница рассказывала всякие трогательные истории — я помню. Потом раздружились, знаешь, как это бывает, когда мальчики и девочки взрослеют…
— Знаю, — вздохнул историк.
— Теперь, значит, опять подружились. Это хорошо, это славно… А Витя… Вполне возможно, что у него есть именно педагогические способности — объяснять. Это же разные вещи — ты понимаешь? Прорваться самому — и что-то объяснить другому. У Вити — как раз второе. Это тоже здорово. Но сильным математиком его не назовёшь — это точно. Я же его третий год учу. Всегда стандартные решения, никогда не поднимет руку, не предложит что-то оригинальное. Тот же Варенец из кожи вон лезет… Альберт все контрольные за пятнадцать минут решает. А Витя всегда сдаёт листок чуть ли не последним…
— Ксюша! Да он потому и сдаёт листок последним, чтобы не привлекать к себе внимания. За это время он успевает решить все варианты и раздать решения жаждущим подсказки. Сколько у вас всего вариантов?
— Шесть, по числу рядов.
— Так значит, он за сорок пять минут решает шесть контрольных. Шесть, понимаешь?! Ты же математик, считай, это получается ровно в два раза быстрее твоего Альберта! Ты же сама говоришь — класс в целом слабый, много блатных. А программа по математике — ого-го! Альберт и Варенец скорее удавятся, чем для кого-то что-нибудь сделают, Лёвушка — весь в облаках. Вот Савельев и тащит всех желающих…
— Да ну? Я как-то об этом не думала. Детям не свойственно скрывать свои способности, тем более у нас, в гимназии. Я думала, сидит тихой мышкой, значит, тихая мышка и есть. Присмотрюсь теперь к нему…
— Я вообще-то не о Савельеве пришёл говорить. Хотя и о нём тоже… Ты знаешь, что его избили в электричке?
— Конечно, знаю. Это ужасно! Витя — тихий, интеллигентный мальчик. Кому он мог помешать?! А ты говоришь — спецшколы! Ясно, что эту шваль, которая напала на наших детей, выпускают не гимназии…
— Скажи, Ксюша, а ты никогда не задумывалась над тем, что если хороших интеллигентных Вить сразу отбирают в хорошие интеллигентные спецшколы, то оставшимся в обычных, дворовых школах просто не по кому себя мерить? Туда же, в дворовые школы, идут учителя рангом похуже, которые не смогли устроиться в школы хорошие. Они все меряются друг по другу, и получается та самая шпана… А мы потом сокрушаемся: откуда что взялось?!
— Ну конечно, обвини теперь во всём спецшколы…
— А как ты думаешь, что они там делали вечером, за городом, в электричке?
— Кто? А, твои дети? Не знаю, может, гулять поехали?
— Ксюша, эти дети не ездят по вечерам гулять за город. Они и во дворах не гуляют. Они после школы вообще практически не встречаются. Они даже заболевшим товарищам уроки домой не носят. Это другая генерация, Ксюша.
— И что же ты полагаешь? Что они сами говорят?
— Они врут. И даже не скрывают, что врут. И мне не нравится, что я не знаю, что происходит. Потому что было ещё и исчезновение Мезенцевой. Помнишь, милиция ночью звонила?
— Да, да…