Горшочек, не вари! Они так договорились — говорить всем одно и то же, чтобы не поймали. Получилась глупость, но менять показания нельзя — так сказал Никит
Может быть, задачи как раз помогут? Всегда помогали. Когда ссорился или когда обижали, когда оказывался самым слабым на физкультуре или самым трусливым во дворе. Может, помогут и сейчас? Только надо с кем-то говорить, иначе проклятый горшочек не даст настроиться, так и будет варить свою проклятую горькую кашу…
Витёк достал с полки свой любимый учебник Сканави[61]
(для поступающих на математические факультеты университетов), выбрал раздел «комбинаторика», с сожалением пролистнул самые трудные группы «Б» и «В» (их Альберту не потянуть, только разозлится), выбрал длинную, запутанную задачу из группы «А». По памяти набрал номер. Только бы Альберт не сидел в интернете…— Альберт? Ты? Привет, это Витёк. Занят? Давай задачку порешаем? Ну конечно, пользуйся чем хочешь… Варенцу не звонил. Мне оторваться надо, а ему такую не потянуть. Он комбинаторику не освоил ещё… У Лёвушки сегодня концерт в Капелле, ты что, не слышал, как он девчонкам хвастался? Хорошо. Записывай условие:
Альберт отключился. Время пошло. Сосредоточившись, Витёк зажал зубами колпачок ручки и уставился на листок. Каша в горшочке подуспокоилась и мерно побулькивала.
Ситуация складывалась забавная. Дело в том, что Витёк Савельев как раз и был математическим гением, самым способным математиком не только седьмого «А», но, возможно, и всей математической гимназии. Но никто, в том числе и сам Витёк, об этом даже не подозревал. На уроках математики Витёк никогда не поднимал руки (он не понимал, зачем терять время, если можно решать задачи). Каждую задачу он решал многими способами, а потом выбирал среди них тот, который больше всего напоминал объяснения учительницы. Его Витёк и записывал в тетрадку. Курс средней школы (естественно, речь шла только об алгебре и геометрии) Витёк освоил практически полностью и сейчас осторожно подбирался к высшей математике. Выставлять напоказ свои способности или рассказывать о них Витьку просто не приходило в голову. Его считали середнячком и в олимпиадах участвовать не предлагали, да он и сам не рвался. Впрочем, потом он забирал у Альберта условия всех олимпиадных задач и с удовольствием их решал. Альберту, с которым они иногда решали задачки на пару, наперегонки, Витёк всегда давал приличную фору. Альберт об этом не догадывался и считал Витька математиком равным себе по силе, только тормозным и слишком застенчивым. Варенец, возможно, догадывался обо всём, но молчал из каких-то своих соображений. Лёвушку Райтерштерна — половину математического гения, по характеристике директора школы, — такие вещи вообще не заботили. Лёвушка мечтал стать скрипачом-виртуозом, как Паганини, учился в музыкальной школе и считал собственные математические способности скорее помехой, чем подмогой в будущей жизни. При этом математиком Лёвушка был более талантливым, чем музыкантом, и об этом знали все окружающие Лёвушку люди. Кроме него самого. Лёвушка обладал счастливой особенностью: замечал в жизни только то, что хотел замечать. Остальное для него как бы не существовало.
С задачкой Витёк справился за сорок минут. Ещё через полчаса можно будет позвонить Альберту. А потом — спать. Если получится. Чтобы не думать о неприятном, Витёк вспомнил фельдшерицу из озерской больницы. Витёк с Капризкой подъехали туда с шиком, на жёлтой милицейской машине. Фельдшерицу, по-видимому, предупредили заранее, по телефону, и она встречала машину, торопясь ей навстречу по облетевшей мокрой аллее больничного сада. У фельдшерицы были толстые крутые бёдра, похожие на штаны-галифе, сильные белые руки и ослепительно белый халат, накинутый на плечи. Полы халата развевались по ветру, и вся она вместе с халатом очень напоминала корабль-бригантину, несущийся на всех парусах сквозь шторм по осеннему морю. «Где избитый ребёнок?!» — Горшочек, не вари!
— Чего у тебя с этой Мезенцевой? — спрашивал Альберт.