Одно лето в Сахаре

Во время перехода или у источника в тот день удалось подстрелить: гангу — красивую куропатку с красным клювом и лапками, интересной серо-желтой окраски с каштановым ожерельем (мясо у нее жесткое, неприятное на вкус); большую, с перепончатыми лапами птицу перламутровосерого цвета, с черными головой, клювом и лапками, с длинными и острыми, как у чайки, крыльями; маленького круглого болотного кулика, более серого, чем кулик во Франции; горлицу; двух вяхирей аспидно-лазурного цвета, которых я впредь буду называть голубыми голубями; наконец, двух прекрасных уток, более крупных, чем наши, в красивом оперении абрикосового оттенка.

Мы находимся в Айн-Узера, преодолев более половины равнины. Остается восемь или девять лье до следующей стоянки — Гельт-эс-Стель. Веселое утреннее солнце, предстоящий переход к горе и менее голой равнине, оживленной разбросанными кое-где фисташковыми деревьями, даже Айн-Узера стал на рассвете менее мрачным — все это оживило и меня.

Итак, несмотря на длительную и не слишком приятную остановку под палящим солнцем среди зарослей альфы, несмотря на такой же, как вчера, завтрак, почти без воды, я добрался до перевала Себа-Руус, который открывал путь в долину Гельт-эс-Стель, свежим и почти довольным.

Здесь местность полностью изменила свой вид, кажется, что сбился с дороги и вернулся на Север. Склоны гор со странными очертаниями — вместо скал каменная россыпь — поросли соснами. В долине тоже много сосен и довольно красивых дубов, и растут они не на плодородной равнине У лед- Наиль, а на пути в пустыню.

Здесь мы встретили небольшой отряд французских солдат, строивших караван-сарай.

За три долгих дня, проведенные в переходах и на стоянках, на этой равнине, предвестнице южных пустынь, мы видели в первый день дуар кочевников, во второй — мальчика, пасущего в зарослях альфы стадо худых, низкорослых верблюдов, и трех путешественников, с которыми уже встречались у источника, в третий — никого.

Здесь, на перевале, я встретил солдата-сапера, который сидел на дереве и обрубал ветви. Я испытал истинное удовольствие, услышав из листвы французское приветствие, и попросил показать мне дорогу к источнику. Сапер ответил, что я найду его, пройдя еще пол-лье по лощине, там, где увижу две большие смоковницы, три палатки, окруженные соломенными шалашами, и каменщиков за работой. Указания были точны. Больше в Гельт-эс-Стеле ничего примечательного отметить не удалось. Я должен добавить, что деревья здесь, хотя их и много, будто камни, скорбны и безжизненны. Зимой в этих местах выпадает много снега, а летом стоит невыносимая жара.

Я чуть не забыл рассказать о гостеприимстве, которое оказал нам господин Ф. де П., молодой офицер инженерных войск, заточенный в Гельт-эс-Стеле со своим небольшим отрядом солдат-строителей. Его миссия тяжела, но он находит утешение в надежде, что через полтораста или двести бессонных ночей безмолвие пустыни откроет ему свои тайны, а скука отступит пред его терпением.

За Гельт-эс-Стелем снова попадаешь на равнину и с трудом различаешь на горизонте, как при выезде из Богари, цепь небольших гор, тянущихся с востока на запад и сливающихся с голубизной неба. Отбросим — это не уменьшит интереса к путешествию — круглые подушки гор Гельт-эс-Стеля, и от Богара до Соляных скал останется однообразное пространство в тридцать четыре-тридцать пять лье, которое сохраняет, несмотря на различие почв, определенную окраску. Самые близкие к нам равнины желтоватого цвета, уходящие вдаль, имеют серо-фиолетовые тона, и все завершает полоса пепельного оттенка, такая тонкая, что на картине пришлось бы передать ее одной чертой, — именно она определяет глубину пейзажа, и за ней угадываются огромные пространства. Местность же, наоборот, очень разнообразна, там встречаются то болота, то пески, как на подступах к Соляным скалам, то она покрыта густыми зарослями альфы или полынью, морским портулаком (ктафом) и пахучим розмарином, реже — колючими кустарниками, а иногда дикими фисташковыми деревьями.